|
Мэй вела процессию не по прямой, а то и дело сворачивала влево и вправо, подражая изгибам сакрального танца, но при этом строго придерживалась западного направления, так что тени танцующих все время опережали их. И тут Афрейт звонко выкрикнула «Скама!», и все запели, подражая ритму танца, первую песню Богини: Когда в ночи восходит Луна на небосвод, Двенадцать разных ликов в себе она несет: Здесь Снег, и Волк, и Семя, Ведьма, Дух, и Тать с Кинжалом, Гроза и Похоть, Плод и Чары – Ведьма вновь жива недаром, Мороз опять кончает год, хоровод Любовь ведет; Владычица Тьмы и Любовница Ночи В темной вуали и белой сорочке! На пять ударов сердца их голоса смолкли, затем Афрейт вновь выкрикнула «Скама!», и они затянули Ее вторую песню. Ритм переменился, и шаги их стали более плавными и скользящими: О Грозная Владычица Тайны Темноты, В великом и в малом являешься ты: В радуге светлой, что в небе дугой, В пыли дорожной, что лежит под ногой, Искры и пламя, вулкан и звезда О чуде далеком помнят всегда; Кометы и град, яркий отблеск бистория, Судьбы людей, повороты истории: Это деянья твои, о Луна, Ночи Любовница, Страха Сестра. Вновь пауза – на этот раз всего в четыре удара сердца длиной, – вновь выкрик «Скама!», и вот уже они задвигались в новом ритме, резком и маршеобразном, точно повинуясь некоему призрачному барабану: Снег Луна, Волк Луна, Семя Луна, Ведьма Луна; Дух Луна, Нож Луна, Гром Луна, Похоть Луна; Серп, Ведьма Два, Лед Луна, Страсть Луна. Скама зовет, Скелдир идет В узкую нору ногами вперед, Чудища ждут, гады ползут, Ноги вперед королеву несут; Сквозь землю и камень Вперед ногами Скелдир идет. Чу! Ей страшно – зовет: Вдруг видит луну у себя под ногами В логове тьмы серебристое пламя! На этот раз Афрейт позволила всей компании передохнуть подольше, но через двадцать ударов ее призывный вопль прозвучал вновь, и, по прежнему держась за руки и продолжая двигаться на запад в причудливом танце, лунопоклонники завели все сначала. Над северной оконечностью луга нависла громада Эльвенхольма – прямой и узкий, точно каменная игла, покрытая снегом да ошметками замерзшего вереска, вздымал он свою угловатую вершину на такую высоту, куда ни один лучник, даже самый искусный, не смог бы послать стрелу. Две луны назад, в роковой День Летнего Солнцестояния, все они – кроме старого Урфа и илтхмарки – приходили сюда на пикник. К югу тянулась гряда холмов – поначалу очень небольших, скорее похожих на плавные изгибы пожухшей от мороза травы. Именно к ним и вела свою изгибающуюся в танце процессию Мэй. К тому времени когда сакральные песнопения зазвучали во второй раз, в окружавшем их море травы стали появляться островки дрока. Мэй петляла между ними, направляясь к самому высокому из близлежащих холмов. – Мы идем туда? – напевно спросила Пальчики у Гейл, искусно вплетая свой вопрос в слова песни так, чтобы никто больше его не понял. – Да, – мурлыкнула та в ответ. – Раньше там стояла виселица. Потом этот холм принадлежал богу духу Одину. Афрейт ходила туда просить у него совета. А я была одной из его прислужниц. Пальчики. И что ты должна была делать? Гейл. Ну, примерно то же самое, что ты делала с матросами на корабле. Пальчики. Как это? Ты же говоришь, что он был дух? Разве он был достаточно материален для таких развлечений? Гейл. Достаточно. Ему нравилось и самому прикасаться к нам, и чтобы мы ублажали его, трогая за разные места. Пальчики. Боги ничем не отличаются от мужчин. И твоя тетка тебе разрешала? Гейл. Он давал ей очень важные сведения. И чтобы спасти Льдистый. А еще он велел мне сплести для него петли. |
