Неторопливо натянул белые лайковые перчатки. И тут его взгляд случайно упал на какой‑то перевязанный ниткой пакетик, лежавший на полу.
«Должно быть, это Лиза забыла, – пробормотал он. – Совершенно верно: сегодня утром она хотела передать его мне, но так и не решилась».
Он развязал нитки – и в его руках оказался носовой платок с вытканным вензелем «Л. К.», тот самый, который он так отчетливо вспомнил в «Зеленой лягушке». Он властно подавил поднимавшееся в груди волнение: «слезы – и мундир экселенца?» – однако долгий поцелуй все же запечатлел на этом последнем знаке внимания своей дамы.
Бережно пряча его в нагрудном кармане, он с ужасом заметил, что забыл свой собственный.
«Молодец Лизинка, она обо всем помнит. Ведь я чуть было не отправился в путешествие без носового платка!» – прошептал он про себя.
Снаружи заскрипел ключ, и двери темницы распахнулись. В том, что это произошло именно тогда, когда были закончены все приготовления, ничего странного для Его превосходительства не было: в торжественном облачении своей униформы он привык видеть все идущим точно по плану.
Прямой как свечка, продефилировал он мимо обалдевшего Ладислава вниз по лестнице.
Само собой разумеется, дрожки уже ждали на внутреннем дворе, он только бросил ледяное «я знаю» брызжущему новостями слуге: «Экселенц! Теперь можно ехать без опаски. Все в Соборе, там сейчас коронуют Отакара III Борживоя в короли мира».
Узнав в сумерках замкового двора высокую статную фигуру и спокойное, полное достоинства лицо своего господина, кучер почтительно сорвал с головы шапку и занялся каретой.
– Нет, верх не закрывать! – приказал императорский лейб‑медик. – Поезжай в Новый свет!
Слуга и кучер застыли.
Однако возражать ни тот, ни другой не рискнул.
В узком переулке над Оленьим рвом дрожки с призрачной соловой конягой вспугнули собравшихся там стариков и детей; вдоль кривой стены пронесся отчаянный крик:
– Солдаты! Солдаты идут! Святой Вацлав, молись за нас!
Перед домом № 7 Карличек остановился и шлепнул шорами.
В тусклом свете уличного фонаря господин императорский лейб‑медик разглядел группу женщин. Они стояли перед запертой дверью, стараясь ее открыть.
Часть из них сгрудилась вокруг какого‑то темного, лежащего на земле предмета – одни склонились над ним, другие с любопытством выглядывали из‑за плеч. Императорский лейб‑медик сошел с дрожек, приблизился; бабы боязливо раздались в стороны…
Перед ним на носилках лежала Богемская Лиза. Глубокая рана зияла на затылке. Схватившись за сердце. господин императорский лейб‑медик покачнулся.
Кто‑то рядом сказал вполголоса:
– Говорят, она встала перед южными воротами Града, на пути бунтовщиков; они убили ее.
Он опустился на колени и, сжав в ладонях голову старухи, долго смотрел в ее потухшие глаза.
Потом поцеловал холодный лоб, бережно опустил голову на носилки, поднялся, сел в карету.
Толпа дрогнула. Бабы молча перекрестились…
– Теперь куда? – дрожащими губами спросил кучер.
– Прямо, – прошептал императорский лейб‑медик. – Прямо. Все время прямо и – прочь.
Дрожки бросало из стороны в сторону сначала влажными, туманными, вязкими лугами, потом мягкими колосящимися пашнями: кучер боялся деревенских проселков – смерть была б неминуема, заметь кто‑нибудь в открытых дрожках сверкающую золотом униформу Его превосходительства.
Карличек без конца спотыкался, падал на колени, однако вновь поднимался, понукаемый вожжами.
Вдруг одно из колес провалилось, и дрожки накренились.
Кучер спрыгнул с козел:
– Приехали, ось накрылась!
Молча, словно это его совсем не касалось, императорский лейб‑медик вышел из кареты и зашагал на своих длинных ногах в темноту. |