Правда, по соседству стоял довольно обветшалый магазинчик, где продавались разные мелочи, но, поскольку гораздо ближе к их дому находилось еще несколько подобных лавочек, причем гораздо более презентабельных, то едва ли можно было предположить, что она проделала такой долгий путь, чтобы купить что-нибудь именно здесь. Так что она, должно быть, ходила на почту.
На это у нее могла быть только одна причина: она что-то от него скрывала.
Неподалеку от их дома висел почтовый ящик. Каждый день мимо их дверей проходил почтальон, разносящий письма. Да и кому было писать им письма? Кто знал, где они живут? Кому вообще было что-нибудь о них известно?
Обеспокоенный, он повернулся и под покровом вдруг набежавших облаков, закрывших солнце, вошел в здание, не подумав, что он там собирается делать. А войдя, тут же пожалел об этом и, потоптавшись на месте, чуть было не вышел вон. Однако беспокойство взяло верх над нежеланием шпионить за ней и подвело его к окошечку с надписью: «До востребования».
— Я ищу одну даму, — смущенно обратился он к клерку в нарукавниках. — Мы, должно быть, с ней… разминулись. Не заглядывала ли сюда… только что… такая… невысокая блондинка?
Ему пришел на память день, когда он в Новом Орлеане привел ее с собой в банк. Должно быть, она и здесь произвела такое же впечатление. Уж если она здесь появилась, то ее наверняка запомнили.
Глаза клерка вспыхнули отблеском воспоминаний.
— Да, сэр, — воодушевленно ответил он. — Она совсем недавно здесь была, у этого вот окошечка. — Он расправил сначала один нарукавник, затем другой. — Зашла сюда за письмом.
Горло у Дюрана совсем пересохло, но он умудрился извлечь из него вопрос:
— И вы… и вы ей его отдали?
— Разумеется. — Клерк с мечтательным восхищением взмахнул рукой и прищелкнул языком. — Мисс Мейбл Грин, — вспомнил он. — Она здесь, наверное, недавно, не помню, чтобы я…
Но Дюрана там уже не было.
Он застал ее в гостиной на первом этаже. Шляпка и накидка исчезли, словно она их и не надевала. Стоя у стола в центре комнаты, она перебирала букет нарциссов, который накануне поставила в вазу, вынимая цветы, отмеченные признаками увядания. В воздухе пахло паленым, как будто здесь только что что-то жгли; этот запах сразу же ударил ему в ноздри.
— Вернулся? — дружелюбно спросила она, оборачиваясь через плечо, а потом снова занялась цветами.
Он шумно втянул ноздрями воздух, невольно принюхиваясь к незнакомому запаху.
Она, должно быть, уловила этот звук, хотя и стояла к нему спиной. Моментально оторвавшись от цветов, она подошла к окну и широким жестом распахнула его.
— Я только что выкурила сигару, — объяснила она, не дожидаясь вопроса. — Надо проветрить.
На подносе, которым она обычно пользовалась, окурка не было.
— Я ее выбросила в окно, не докурив, — сказала она, снова возвращаясь к цветам. — Она мне не понравилась. Они с каждым днем становятся все хуже и хуже.
Что-то раньше дым ее собственных сигар ее мало беспокоил. И это был не аромат табака, а более едкий запах жженой бумаги.
«Теперь ей никуда не деться, теперь я уличу ее во лжи, — сокрушенно подумал он. — Ах, ну зачем я ее спрашиваю? Зачем я сам себе ищу наказания?» Но вопрос уже сорвался с его губ и вернуть его он был не в силах.
— Это тебя я сейчас видел на улице?
Она чуть помедлила с ответом, хотя как она могла быть не уверена в том, что только что вернулась? Она вынула из букета очередной цветок. Взяв за стебель, повертела в руке. Поставила обратно в вазу. Потом с готовностью повернулась к нему. |