Девушка остановилась за Воронихинской колоннадой, где располагался фонтан «Фаворитка». В небольшом круглом бассейне собака гоняла по кругу четырех уток. Из клювов и пасти фигурок вылетали водные струи.
— В детстве мне больше всего нравился этот фонтан, — вспомнила Катя. — Бабушка давала мне мелочь, чтобы я могла кинуть на спину уточкам… но я всегда кидала на спину собаке.
Лайонел положил руку ей на талию и, заглянув в глаза, заметил:
— В детстве у тебя был здравый смысл. Ты неосознанно выбирала сильного, охотника, а не жертву.
Катя прикоснулась к бортику бассейна.
— Раньше он казался мне таким большим, а еще… — она улыбнулась, — я сидела тут, смотрела на собаку и думала, что она никогда не поймает ни одной утки. И мне было грустно и даже жаль…
Молодой человек вынул из кармана три золотые монеты, небрежно проронив:
— Здравый смысл в юношество ты с собой не взяла. А ведь был шанс понять кое-что. — Он прочертил в воздухе круг. — Цикличность — это прекрасно, но лишь до тех пор, пока твоя жизнь не превращается в такой вот фонтанчик, где ты — та самая собака, обреченная вечно наматывать круг за кругом в тщетной попытке поймать утиный хвост.
Девушка вздохнула, а Лайонел протянул ей на ладони монеты и, прежде чем она хотела их взять, предупредил:
— Одну.
Катя взяла монетку и с прищуром посмотрела на него.
— Ты золота не жалеешь только на длинноногих блондинок?
Молодой человек загадочно улыбнулся, но так ничего и не ответил.
Катя рассмотрела толстую золотую монету: с одной стороны был изображен профиль длинноволосой женщины, внизу стояла надпись «Deber», а с другой стороны — корабль с парусами, под ним надпись «Deuda».
Девушка прицелилась и, когда мимо проносилась собака, бросила монетку. Та ударилась о спину фигурки и плюхнулась в воду.
— Проклятие! — выругалась Катя, раздосадованно сжав кулаки.
— Действительно, проклятие, — пробормотал Лайонел и, ухватив ее за руку, потянул по аллее в сторону пристани.
— Я же вампир, я бес, у меня все должно получаться, — ворчала девушка, — а если я не могу попасть монеткой на спину собаке в детском фонтанчике, о чем вообще можно говорить!
Лайонел посмеивался.
— Надо было бросать на утку! Как и твердила мне бабушка! — пришла к выводу Катя и пихнула молодого человека плечом. — А что, если сильные собаки мне не по зубам, что, если я с утками должна быть, и такое оно — мое предназначение — крякать и убегать?! Ледяные глаза воззрились на нее.
— Дорогая моя девочка, ты слишком близко к сердцу восприняла этот ерундовый промах.
— Да, но ты бы не промахнулся, и Вильям тоже.
Она увидела, как застыло прекрасное лицо с заледеневшими глазами и улыбка исчезла с красиво очерченных губ.
Катя подождала, скажет ли ее спутник что-то или нет. Он молчал, поэтому она не выдержала:
— Мы что, теперь не станем употреблять его имени всуе?
Лайонел посмотрел на нее, и ей показалось, будто стало холоднее. Что само по себе было невозможным для вампира. Но все же под взглядом до прозрачности голубых глаз ей стало неуютно и захотелось укрыться, накинуть что-нибудь на обнаженные плечи.
— Хочешь поговорить о Вильяме?
Музыка у нее в голове резко сменилась, зазвучала сюита Грига «Смерть Озе» — красивая, без надрыва, но полная скорби.
— Нет, — тихо сказала Катя.
Они дошли до деревянного мостика с белой ажурной решеткой и перешли на другую сторону канала. |