– Вереница воспитанниц дошла уже до середины парковой аллеи. – Давайте остановимся, – предложила Ольга. – Веет легкий ветерок. Вы чувствуете? В этом ветерке как раз и смешаны свежие и разные запахи. Вдохните, вдохните глубоко! Как будто у вас перед самым лицом букет цветов и солнце светит на него. Чувствуете на своих лицах солнечное тепло?
Ольга так увлеклась, описывая ветер и солнце, что и сама была сейчас похожа на своих воспитанниц. Да и не намного старше она была, а некоторым даже ровесницей.
– Чувствуем! Так приятно! – раздалось несколько голосов. – Чудесные запахи!
– Вы и сами похожи на цветы, – улыбнулась Ольга. – На красивую клумбу. Ну, тихо-тихо. Давайте послушаем звуки.
Все замерли, прислушиваясь.
– Птичка, – сказала самая маленькая девочка. – А какая?
Она совсем не была похожа на цветок – тощенькая, с острым, вечно шмыгающим носом.
– Соловей! Канарейка! Чижик! – наперебой стали предполагать девочки. – Ну какая? Скажите, госпожа Васильцова, скажите!
– А я и сама не знаю! – засмеялась Ольга. – Но в этом нет ничего стыдного, ведь невозможно знать все. А птичка такая маленькая, что ее совсем не видно на дереве. Но ее можно себе представить. Вообразить, какая она красивая, как, подняв клювик, старательно выводит свои трели…
Произнося все это, Ольга заметила, что одна из воспитанниц, Снежана, мрачнеет с каждым ее словом. Ощущение мрачности, исходящее от Снежаны, усиливалось еще и от того, что на голове у нее была косынка, повязанная так, чтобы были полностью закрыты щеки. Снежана была высокая, стройная, и если бы не эта косынка, почти скрывающая лицо, то ее можно было бы назвать красивой. И еще – если бы не мрачная ненависть, которая не только звучала в ее голосе, но и пронизывала, казалось, все ее существо…
– Ведь правда, Снежана? – обратилась к ней Ольга. – Это очень красивая птичка.
– Вы прекрасно знаете, что я ничего не вижу, – процедила та.
– Я тоже не вижу сейчас эту птицу, – стараясь не обращать внимания на Снежанин вызывающий тон, ответила Ольга. – Но ведь ее можно представить.
– Зачем? – Ненависть в голосе Снежаны звучала теперь уже совсем не прикрыто. – Глупости все это! Учите нас тому, чего и сами не знаете.
– Ну что ты говоришь? – растерянно произнесла Ольга.
– А то и говорю, что есть! – воскликнула Снежана. – Я все это видела! Ви-де-ла! Понимаете вы это?! А теперь не вижу! А вы еще издеваетесь!
– Зачем ты… так?.. – пролепетала Ольга. Ей хотелось провалиться сквозь землю. Пришлось приложить все силы, чтобы взять себя в руки. – Девочки, пойдемте в парк, – поспешно предложиила она.
Голос ее прозвучал при этом чуть бодрее, чем обычно.
«А ведь они очень чуткие, – мелькнуло у Ольги в голове. – Сразу расслышат фальшь в моем голосе…»
Но что поделаешь, если не бодрой быть ей сейчас хочется, а плакать? Не отдаваться же подобному желанию.
Девочки снова взялись за руки и двинулись вперед по аллее. Ольга шла рядом с ними, следя, чтобы никто не отстал. Снежана шла позади всех. Одна.
Это было очень красиво – стайка девочек в весеннем парке. Но расстроенной Ольге было сейчас не до красоты.
А Ванга этой красоты вообще не видела.
Телега, на которой она сидела, остановилась у ворот Дома слепых.
– Приехали, – сказал отец. – Тихое место. И дом большой. Тебе тут хорошо будет. Ну, пошли.
Ванга сама слезла с телеги и, прислушиваясь к отцовским шагам, пошла вслед за ним к воротам.
– Почему ты не в классе, Ольга?
Директриса смотрела так, что Ольге показалось, госпожа Стоянова и без объяснений знает, почему она идет по коридору в то время, когда должна присутствовать на уроке и помогать воспитанницам выполнять задания учителя. |