— Я велю позвать палача, — чиновник потер ладони, — и тогда ты заговоришь по-другому, щенок! Кто дал тебе деньги?

— Я нашел их в море, — повторил Варан, глядя прямо перед собой. — Я вожу посетителей… на змейсах…

— Кого ты куда водишь, мы знаем! Кто дал тебе деньги? У тебя есть последний шанс избежать дыбы. Кто?

— У меня есть свидетель, — сказал Варан, с трудом проталкивая слова сквозь сухое горло. — Молодая… дама, вчера она каталась на… она бросила монету, я нырнул…

— Монету в сто реалов?

— Нет… Монету в треть реала… я нырнул и увидел, что деньги плывут…

Чиновник желчно рассмеялся:

— Деньги плывут, ну ты посмотри на него! Хватит, мне надоело это слушать, Васко, беги за Шкуродером…

— Там есть клады, — упрямо продолжал Варан. — Я подумал, что водой размыло чей-то тайник…

— Ага, чужой тайник! И ты никому не показал, никого ни о чем не спросил, побежал покупать побрякушку?

— Да, — Варан чувствовал, что тонет, что поверхность воды отдаляется, а грудь уже рвется изнутри. — Я давно хотел… ожерелье. Я хотел его подарить невесте. У меня есть невеста…

— Как зовут молодую даму? — спросил человек, сидящий в углу за простым каменным столом. — Ту, что видела, как ты нашел деньги?

Варан наморщил лоб:

— Я… не знаю. Хозяин, спросите у хозяина, он знает… он поможет ее найти…

— Мы тратим время, Слизняк, — пробормотал чиновник, прикрывая ладонью воспаленные, лихорадочно блестящие глаза.

Тот, кого звали Слизняком, пожал плечами. Тяжело поднялся, удалился в темный сводчатый коридор; в глубине коридора мерцали бледно-голубые огни. Варану вспомнились камни на бархатке — пять белых, пять синих…

За спиной скрипнула дверь. Варан обернулся; сзади, очень близко, стоял старик с волосами такими длинными, что они доходили ему до плеч. Варан сроду не видел, чтобы мужчины носили столь бесконечные волосы. Шкуродер, содрогнулся Варан. В ту же минуту стражники вытянулись по стойке «смирно», а чиновник поспешно поднялся из-за деревянного стола:

— Ваше сиятельство…

Длинноволосый махнул рукой. Описал по залу широкий круг, остановился, помахал под носом у чиновника знакомой радужной бумажкой:

— За полреала! За полреала умельцам голову снимали. Нарисуют радугу на бумажке, обольют воском… Ночью на базаре всучивают простакам… А днем, если не слепой, — видно же, что подделка… А эту я не различил бы! И сейчас в руках держу — не верится… Сядь, Суслик…

И, будто не в силах устоять на месте, его сиятельство князь Круглоклыкский описал по залу еще два стремительных круга.

Варан видел князя раз или два, да и то издали; тогда на князе был парадный головной убор и высокий, расшитый золотом воротник. И уж конечно, Варан не надеялся — да и не желал никогда — видеть князя так близко.

Сто реалов лежали на столе, источая радужное сияние. Варан сидел, боясь пошевелиться. Князь, кажется, вовсе его не замечал:

— Завтра поползут слухи… Купцы откажутся принимать купюры в сто реалов. Начнется беспокойство, паника… Мошенники, явившиеся к нам со всех сторон света, не преминут этим воспользоваться… Сегодня в казне нет ни одной фальшивой купюры — а что будет завтра? Завтра Денежный Дом рухнет, мои милые, его снесут толпы меняльщиков…

Он вдруг обернулся к Варану и уставился на него в упор, и стало ясно, что показное равнодушие князя к Варановой персоне — не более чем игра.