|
К концу дня Хамал принес новую весть — Манрад явился во дворец, и, не сходя с лошади, направился в храм судьбы, собственноручно возложив на алтарь венец своего брата, а рядом — венец его никому неизвестной невестки. При этом мне, бесплодному призраку, стало страшно. Ведь поднимем венцы с алтаря либо мы с Лансом либо те, кто нас убьет. После этого, рассказывал Хамал, Манрад долго просил о чем-то богов, стоя у алтаря на коленях, а потом, едва не пошатываясь от усталости, исчез в своих покоях. Сам Манрад явился в принцессе только на следующее утро. Он вежливо поклонился больной и ее жениху, немного поговорил с девушкой на общие темы, осведомившись о самочувствии больной, и, сославшись на неотложные дела, вышел.
— Холодный, как змея! — прошипела Анлерина, едва за ним захлопнулась дверь. — Говорят, он крайне предан вашему отцу, — осторожно начал Хамал. — Ваш отец не враг нам и не стоит лишний раз ссориться с его цепным псом. — А еще говорят, что он любовник вашей матери, — содрогнулась Анлерина. — И как это сочетается с верностью моему отцу? — Это что-то новенькое, — удивленно ответил Хамал, но я-то знала, что он бесстыдно врет. — Не думаю, что Сарадна так глупа. — Не волнуйся, — успокоила принцесса жениха. — Они осторожны. И нам это на руку — не будет Сарадны, не будет и свадьбы. — Не будет и меня, — тихо ответил Хамал. — Лучше попроси отца наладить отношения с соседями. Моя недальновидная мать в своей ненависти уже оскорбила два государства, а нам не нужна война…» Внезапно я проснулась, и пробуждение было болезненным и неприятным — будто кто-то силой вытянул меня из пелены сновидения. Разбудил меня, как ни странно, стоявший рядом Смерч. Крылья восьмикопытного нахала касались моих колен, а глаза зловеще светились в темноте голубым огнем. Я уже хотела возмутиться, даже рот успела открыть, как Смерч прошептал: — Тихо! Сама не понимая почему, я закрыла рот, погасив в себе недовольство. В конце-концов, до сих пор пегасы отличались крайней тактичностью и просто так меня Смерч будить бы не стал, да и успею я повозмущаться, если он не сумеет объяснить причину своего странного поведения. Повинуясь пегасу, я прислушалась, кожей спины чувствуя, как поднял голову Снежок. Не зря прислушалась, потому что в комнате, помимо тихого дыхания спящих и негромкого храпа Белена, присутствовали какие-то лишние звуки. Сообразив, что эти «лишние звуки» в народе зовутся стонами, я резко села, просыпаясь окончательно. Мой ортопегас зашевелился, и его глаза засветились в темноте серебристым сиянием, Смерч все так же стоял рядом и, видимо ждал моей реакции. Я осмотрелась. Возле кровати, на полу спал Белен. Едва я легонько прикоснулась ладонью к его плечу, как храп прекратился, он открыл глаза и прошептал: — Поспать не дают… — Тише, — сама того не замечая, повторила я слова ортопегаса. — Слышишь? Белен услышал. В темноте что-то холодное коснулось моей руки, и я поняла, что Белен обнажил свое чудо-оружие. Только мне почему-то показалось, что в данной ситуации это поможет мало. Тихонько я добралась до стонавшего во сне Ланса и осторожно коснулась его плеча, инстинктивно убрав руку, когда пальцы натолкнувшись на слишком горячую кожу. — Вставайте, живо! — крикнул Белен, который в критических ситуациях соображал гораздо быстрее меня. — Нашему господину плохо! Кто-то завозился в темноте. Вареон первым подошел к кровати, в то время, как заспанный Вихрь торопливо зажигал свечи. Принц рассеянно посмотрел на больного, потом на Енаха и тот быстро произнес: — Надо сбить температуру! Мне стало жутко. |
