У ВРАЧА
С недугом своим я ознакомила врача сразу, едва переступив порог его кабинета, памятуя, что люди этой благородной профессии заняты по горло и для больных времени у них в обрез.
— Здравствуйте, у меня склероз мозга, — заявила я, прикрывая за собой дверь. — Все на свете забываю и вообще теряю последние остатки памяти.
Врач ответил на мое приветствие и пригласил сесть. Он даже поднял на меня глаза и ободряюще улыбнулся — такое хорошее впечатление произвело на него мое чистосердечное признание.
— Так-с, значит, плохо с памятью, — констатировал он. — Фамилия?
Узнав фамилию, он исчез за ширмой, чтобы вымыть руки. Мыл долго. Я поняла, что память мою будет он ощупывать стерильно чистыми руками, и еще раз убедилась, что открыла нужную мне дверь.
Наконец хозяин кабинета, пахнущий чистым полотенцем и яичным мылом, появился из-за ширмы. Долго рылся в карманах халата. Ничего там не отыскав, взглянул на меня и снова поздоровался:
— Здравствуйте.
— Здравствуйте, — ответила я.
— Что привело вас к нам?
— Да память же.
— Ах, память… И что же с ней случилось? — осведомился врач.
— Не помню ничего, — повторила я. — Сразу же все забываю.
— Вот как? Это нехорошо — сразу все забывать, — пожурил он меня. — Очень нехорошо… Ваша фамилия?
Я повторила фамилию, добавив к ней имя. Просто так, на всякий случай.
Сев за стол, он принялся разбирать истории болезни.
— Итак, на что жалуетесь? — поинтересовался он, продолжая рыться в бумагах.
— Память ослабла, — прошептала я.
— Ясненько, — пропел он, извлекая из груды пухлую папку.
Когда я увидела свою историю болезни, меня просто пот прошиб! Толстая, как том энциклопедии. Хоть убей, не помню, когда успела столько наболеть. Это еще раз подтверждало, что память у меня в самом плачевном состоянии.
Кое-как одолев этот трактат, врач развел руками:
— Ну, знаете ли, после двух инсультов нельзя требовать чудес от своей памяти. Да и возраст пенсионный…
— После двух инсультов?! — изумилась я. — Абсолютно не помню… А возраст… Не девочка, конечно, но…
— Ведь вы — Шпокявичене Броне Антановна, 1887 года рождения. Здесь черным по белому написано — перенесла два инсульта. — Голос стал строгим, брови нахмурились.
Я клятвенно заверила его, что никакая я не Шпокявичене, однако врач согласился с моим утверждением лишь после того, как раскопал наконец действительно принадлежащую мне историю болезни.
— А-а! — полистал он ее. — Ясно. Так на что жалуетесь, если вы не Шпокявичене?
— Память у меня, знаете, ослабла.
— Ясненько, ясненько, — закивал он. — Значит, память на обе ноги хромает…
Что еще приключилось с ногами моей памяти, я так и не успела услышать: врача позвали к телефону. Вернулся он не скоро. Зато, вернувшись, широко заулыбался и пожал мне руку:
— Здравствуйте, здравствуйте! Мы, кажется, с вами знакомы. Где встречались-то? Не у Каркласов ли?
— Да, — подтвердила я, — встречались. Только не у Каркласов.
— Да, да. У меня исключительная память. Один раз увижу человека — и на всю жизнь… Так что у вас? Нога, кажется, хромает?
— Нет, память, — шепнула я.
— Ах да, память! Сегодня, сдается, кто-то уже жаловался на подобное недомогание. |