Когда я закончил (через полчаса примерно), шейх после краткой паузы уточнил:

    – Иными словами, процесс этот, по-вашему, является естественным?

    – Точно так же, как то, что вода течет под уклон, саййид.

    Он провел ладонью по бороде.

    – Я подумаю над тем, что вы рассказали. Вы, конечно, не считаете, что открыли нам что-то новое…

    – Разумеется, нет, государь.

    – Но всегда полезно узнать, как все выглядит с противоположной стороны. Поэтому я вам благодарен.

    – Противоположная сторона – это ведь не мы, – осмелился поправить я.

    – Мнения Запада мы узнаем через других людей, – тут же осадил он меня. И как бы для того, чтобы смягчить резкость, добавил:

    – У этого есть своя польза. Например, мне стало известно, что вы сейчас подвергаетесь достаточно серьезной опасности. Как сказал в своей касыде великий Рудаки, – он опустил веки и прочитал медленно, выразительно:

    Он умер. Караван Шахида покинул этот бренный свет.

    Смотри, и наши караваны увлек он за собою вслед.

    Глаза, не размышляя, скажут: «Одним на свете меньше стало»,

    Но разум горестно воскликнет: «Увы, сколь многих больше нет!»

    Вы поняли? Не только тот, о ком вы заботитесь, но и вы сами. И вот мы решили в какой-то мере обезопасить ваше пребывание здесь. Так, разумеется, чтобы это вас нимало не стесняло.

    Я покачал головой:

    – Очень благодарен. Но новые люди непременно обратят на себя внимание…

    – Новых не будет, – сказал он. – Теперь самое время пожелать вам успешной деятельности. И в особенности – на предстоящем съезде партии азороссов.

    И кивком шейх дал понять, что аудиенция окончена.

    Я признал, что для аравийского деятеля он был очень пристойно информирован.

    Но я уже чувствовал себя созревшим и для неприятного разговора; мир состоит не из одних лишь удовольствий. Желающий установить со мною контакт наверняка уже разыскивает меня и вот-вот заглянет сюда. Выйдем на люди, пусть он увидит меня и действует.

    Я вернулся в зал. Когда я попал в поле зрения американца, в глазах его что-то мелькнуло – словно сработал затвор фотокамеры, установленный на выдержку в одну тысячную. Больше ничто на лице не изменилось; надеюсь, что и на моем тоже. Мы направились навстречу друг другу. Я представился:

    – Вебер, журнал «Добрососедство», Аугсбург, Бавария. А вы… Минутку… По-моему, мы уже встречались, мистер… э-э?..

    Он промедлил на долю секунды больше, чем следовало бы; видимо, у него возникли колебания в выборе своего имени: раз я его помнил, домашняя заготовка, рассчитанная на незнакомого, не годилась. А то имя, которым он назывался тогда, захоти я проверить, могло бы засветить его. В конце концов он решил, видимо, пойти на риск.

    – Мистер Вебер, – сказал он весьма дружеским тоном, – моя фамилия Стирлинг, и я смело могу назваться вашим сородичем по газетному племени. Именно поэтому хотелось бы поговорить с вами о деле. Найдется здесь спокойный уголок? Суть в том, что у меня имеется для вас любопытное предложение.