— А что будет дальше? — задумчиво спросил Свейн, не трогаясь с места.

— Это одному Тору известно. Но сейчас я хочу избежать удара в спину.

— Что ж. До следующей зимы — срок вполне подходящий, — кивнул Свейн и, повернувшись к воинам, стоявшим у тропы, сказал: — Прикажите там девкам принести вина.

Немного погодя у костра появилась Налунга, несшая на плече внушительный мех с вином. Радостно улыбнувшись, Рыжий сделал своим слугам знак, и те быстро поднесли к костру кожаный мешок. Развязав горловину, Олаф запустил в мешок обе руки и, достав из него пару роскошных кубков, проговорил:

— Десять таких кубков мне подарил один король бриттов. Я пью из них только в особых случаях. Таких, как этот. Давай скрепим наш договор твоим вином из моих кубков. И я оставлю один из кубков тебе, в знак того, что наш договор состоялся.

— Если хочешь узнать, что так сильно горит, тебе придётся пить не только со мной, но и с моим книгочеем, — усмехнулся в ответ Свейн.

Мрачно скривившись, Олаф достал из мешка ещё два кубка и, молча вручив их Вадиму и Юргену, проворчал:

— Дорогой подарок, но мои дела мне дороже.

Налунга аккуратно разлила вино по кубкам, и воины уже приготовились скрепить договор вином, когда девушка вдруг, отложив мех, выхватила у Вадима кубок и, глотнув из него, с поклоном вернула обратно.

— Это ещё что такое? — опешил Рыжий, быстро поднимаясь на ноги.

Его реакция насторожила Вадима. Бросив взгляд на кубок у себя в руке, он задумчиво посмотрел на своего ярла и, отставив кубок в сторону, громко сказал:

— Погодите пить, друзья. Тут что-то не так.

— Что тут может быть не так? — чуть не взвыл Олаф, демонстративно выпивая вино из своего кубка.

Подняв оставленный Налунгой мех, Вадим выдернул пробку и, глотнув прямо из горлышка, ответил:

— В этом вине я уверен. Но я не уверен в кубках, которые ты привёз.

Шагнувшие было к ним воины Рыжего в нерешительности замерли, сосредоточенно прислушиваясь к разговору. Обвинение было слишком серьёзным, чтобы оставить его без внимания. Понимая, что должен как-то подтвердить свои догадки, Вадим поднял кубок, из которого отпила Налунга и, протянув его Рыжему, добавил:

— Я доказал, что вино чистое. А теперь ты докажи, что эти кубки не смазаны ядом. Глотни вина отсюда.

Замерев, Рыжий мрачно косился то на протянутый кубок, то на Вадима, то на своих людей. Даже он отлично понимал, что воины не простят ему подобной выходки. Даже у самых преданных воинов понятие о чести может перевесить желание следовать за своим конунгом. Молчание затянулось, и атмосфера у костра сгустилась до грозовой. В этот момент Налунга, вдруг странно содрогнувшись, схватилась за живот и медленно осела на снег.

Вот теперь всем стало всё ясно. Яростно зарычав, Вадим выплеснул вино из кубка в лицо Рыжему и, метнувшись к девушке, подхватил её на руки. Осторожно уложив рабыню на снег, он отбросил капюшон с её головы и тихо спросил:

— Расскажи мне, что ты чувствуешь, я попробую тебе помочь, девочка.

Но вместо слов из горла девушки вырвался только хриплый стон. Очередная судорога скрутила её тело жёстким спазмом, завязывая мышцы в узлы, и Вадим успел разобрать только последние её слова:

— Он обещал, что я вернусь домой…

Опустив её в снег, Вадим медленно выпрямился и, с ненавистью посмотрев на Рыжего, сказал:

— Вот теперь не будет даже поединка чести. Я забью тебя голыми руками, как бешеного пса. Дерись, мразь, или сдохнешь.

Его злость в одно мгновение превратилась в бешеную, холодную ярость.