Калокир рухнул на колени и ткнулся бы лицом в мостовую, если бы Духарев не успел ухватить его за шиворот.

Черные курчавые волосы на затылке ромея окрасились алым.

«Не дай Бог я ему череп проломил!» – испугался Духарев.

– Воды! Быстро! Славка! За матерью бегом!

Придерживая беспамятного ромея, он очень осторожно ощупал его затылок. Черт! Кровь хлещет… Не понять…

Прибежал отрок с водой.

– Сюда лей! – скомандовал Духарев.

Блин, холодная! А может, и лучше, что холодная… Все равно ни хрена не разобрать. Волосы у ромея на затылке густющие, как баранья шерсть… Тут Духарев заметил, что руки у него дрожат, а сердце колотится вдвое быстрее, чем во время поединка. Он еще не понял, но уже предчувствовал, чем может обернуться убийство ромейского посла прямо в княжьем Детинце.

«Спокойно! – скомандовал он сам себе. – Может, все обойдется. И не хрен из себя лекаря изображать, подождем специалиста».

– А ну разойдись! – рявкнул он на столпившихся вокруг, перемешавшихся с ромеями отроков, поднял ромея на руки, лицом вниз. – Голову ему придержите! Аккуратно, бестолочь!

И понес патрикия в терем.

Опытный Гримми уже всё приготовил: сдвинул лавки около печи, постелил сверху медвежью шкуру. Духарев очень аккуратно опустил ромея животом на лавку так, чтобы голова оставалась за краем. Голову лучше придерживать руками. Гримми подал пузырь со льдом. Лед готовили заранее, на случай нередких в процессе обучения травм. Пузырь приложили к затылку ромея. Гримми принес еще одну шкуру, и Сергей накрыл ею Калокира. Всё. Теперь – ждать…

Ждать пришлось недолго. Загремели во дворе подкованные копыта, и в горницу вбежала Слада. Следом за ней, с лекарской сумкой в руках, важный, как жрец Перуна в канун солнцеворота, – Славка.

– Чем? – спросила Слада, опускаясь на колени около ромея.

Все, что она успела узнать от сына, – батька зашиб ромейского посла, может, и до смерти…

– Учебным мечом.

Повинуясь ее жесту, Духарев снял с затылка пузырь. Вроде унимается кровь? Или кажется?

– Как тебя угораздило?

Тонкие умелые пальчики Слады погрузились в слипшуюся от крови шевелюру.

– Поединок у нас был… – пробормотал Духарев. – Потешный… Ну что там?

– Потешный… Потешились славно! Хоть бы шлемы надели, потешники! Славка, ножницы!

Получив требуемое, она быстро и ловко принялась выстригать кровавый колтун.

– Ну что? – снова спросил Духарев. – Кость цела, нет?

– Цела, – не прекращая работы, ответила Слада. – Кожу ты ему просек.

Духарев вздохнул с облегчением.

– Раньше срока не радуйся! – «обнадежила» его жена. – От твоего удара можно и с целым черепом помереть! Славка, нить!

Сын подал ей серебряный кувшинчик, в котором, загодя замоченная в специальном настое, хранилась игла с уже вдетой в нее ниткой из овечьего сухожилия.

– Сережа, держи ему голову, а вы – плечи, чтоб не дернулся…

Слада аккуратно подрезала нитки, смочила тряпицу темно-коричневой, остро пахнущей жидкостью, приложила её к затылку ромея. Раненый наконец подал признаки жизни: глухо застонал, шевельнулся.

– Терпи, терпи… – ласково проговорила Слада по-ромейски и добавила по-русски: – Приподнимите его! – и снова по-ромейски обратилась к Калокиру: – Видишь меня, патрикий?

– В-вижу… Спаси Бог… – глаза ромея слегка косили, но Духарева он разглядел: – Эк ты меня… воевода… Крепко приложил…

– Прости, – покаянно произнес Духарев.