Изменить размер шрифта - +
Даже для разговоров было, кажется, слишком жарко; во всяком случае, миссис Пенимен долго молчала. Стул ее стоял наполовину на балконе, и она сидела склонившись вперед и тихонько напевая. Кэтрин оставалась в глубине комнаты, в низкой качалке; она была одета во все белое и медленно обмахивалась большим пальмовым веером. Именно так тетка с племянницей обычно проводили вечера в это время года.

— Кэтрин, — проговорила наконец миссис Пенимен. — То, что я сейчас скажу, наверное, удивит тебя.

— Скажите же, — отвечала Кэтрин. — Я люблю неожиданности. А у нас сейчас так скучно.

— Так вот: я видела Мориса Таунзенда.

Если Кэтрин и удивилась, то ни жестом, ни возгласом не обнаружила этого. На некоторое время она как-то напряженно затихла, что тоже можно считать проявлением чувств.

— Надеюсь, он здоров, — сказала она наконец.

— Не знаю. Он сильно переменился. Ему очень хочется видеть тебя.

— Я бы не хотела его видеть, — поспешно сказала Кэтрин.

— Я боялась, что ты это скажешь. Но ты как будто совсем не удивилась.

— Нет, я удивилась, очень удивилась.

— Я встретила его у Мэриан, — сказала миссис Пенимен. — Он к ним ходит, и там боятся, что вы у них случайно встретитесь. А по-моему, он ради этого и ходит. Он очень хочет тебя видеть.

Кэтрин не отозвалась, и миссис Пенимен продолжала:

— Сначала я его не узнала: он так переменился! Но он меня сейчас же узнал. Он говорит, что я ничуть не изменилась. Ты знаешь, как он всегда был вежлив. Когда я пришла, он уходил, и мы с ним немного прогулялись. Он по-прежнему красив, хотя, конечно, постарел и уже не такой… не такой оживленный, как бывало. В нем теперь какая-то печаль — но он и раньше был печален, особенно когда уезжал. Боюсь, он не слишком преуспел в делах — не устроил себе карьеры. По-моему, он недостаточно прилежен, а ведь в наше время успех зависит только от прилежания.

Больше двадцати лет миссис Пенимен не произносила при своей племяннице имени Мориса Таунзенда, но теперь, преодолев заклятие, она словно стремилась наверстать потерянное время и, видимо, испытывала приятное волнение, внимая самой себе. Однако она говорила с опаской и время от времени замолкала и ждала, чтобы Кэтрин как-нибудь откликнулась. Кэтрин не откликалась — она лишь перестала качаться в кресле, перестала обмахиваться веером и сидела молча и неподвижно.

— Я встретила его во вторник, — продолжала миссис Пенимен, — и с тех пор не решалась рассказать тебе. Я не знала, как тебе это понравится. Наконец я решила, что после стольких лет тебе, наверное, будет все равно. После той встречи у Мэриан я его видела еще раз. Мы встретились на улице и немного прошлись. Он сразу заговорил о тебе; он меня много расспрашивал. Мэриан не хотела, чтобы я тебе рассказывала. Она хочет скрыть, что они его принимают. Я ей сказала, что после стольких лет тебе, конечно, это все равно, и, если в доме его кузена ему оказывают гостеприимство, тебя это ничуть не может задеть. "Кэтрин не настолько на него сердита", — сказала я Мэриан. У нее какое-то странное понятие о том, что между вами произошло. Она, кажется, думает, будто он как-то нехорошо себя повел. Я взяла на себя смелость напомнить ей о некоторых фактах и представила вашу историю в истинном свете. Он нисколько не сердится, Кэтрин, уверяю тебя; а ему это было бы простительно, ведь жизнь его сложилась не особенно счастливо. Он объездил весь мир, испробовал все, но так и не нашел своего места — злая звезда препятствует ему. Он так интересно говорит о своей злой звезде. Все его планы рушились, и только его гордый — ты знаешь, ты помнишь, конечно, — его гордый, его возвышенный дух остался не сломлен.

Быстрый переход