И пылает, пока несколько улиц не выгорит.
Полюбовавшись работой мастеровых, князь через торговый и ремесленный Подол выбрался на тверскую дорогу к ближайшей кузнице, приземистой, крытой дерном.
Из открытых окон чадило угольной гарью, окалиной. Борис Александрович остановился у широких дверей. В отрочестве он часто захаживал в кузницы, любил глядеть, как кузницы куют, кто броню, кто сабли и наконечники. Бородатый, с взлохмаченной копной волос кузнец стучал молотком по раскаленному металлу. Увидев князя, не переставая стучать, кивнул:
– Здрави будь, княже.
– Здорово, Роман. Что без помощника?
– Артамон задержался, печь в избе перекладывает.
Сунул железо в горно, качнул мехами. Они дыхнули, и угли заалели. Кузнец улыбнулся в бороду:
– Мужик еще не отсеялся, хлеба в земле, а он уже жать готовится, серп заказал.
– Поди, хозяин рачительный. – Присел на стоявший у двери чурбан. – А скажи, Роман, как лучше город крепить, изгородью бревенчатой аль камнем?
Кузнец прищурился:
– Ты, княже, спрашиваешь, дороже аль дешевле? Ежели камнем, дороже, бревнами дешевле. Эвон леса вокруг и мужики в силе. А коли понадежней и от орды защита, то из каменьев стены возводить надобно. Однако русский мужик на время глядит, ему все побыстрей давай да побыстрей.
– Однако время настает, когда о безопасности помыслить надобно. – Князь поднялся. – С тобой я, Роман, в согласии. Следует Тверь в камень одеть и начинать требуется с Кремля, как и Москва со времени Дмитрия Донского…
Ворочаясь в Кремник, князь Борис завернул к причалу, где мастера сваи меняли, настил бревенчатый. Разом поднималась в их руках деревянная тяжелая бабка, ухала в сваю, медленно вгоняя ее в днище Волги-реки.
– И-эх, разом, – командовал бригадир, то и дело присматривая, чтоб не посадить ее глубже остальных.
Волга уносила последние остатки шуги, очищалась от наносных бревен, веток, щепок. Вот-вот ладейщики спустят на воду свои корабли, рыбаки осмолят лодки, закончат латать снасти.
Такую пору князь любил. Ждал, когда рыбаки вернутся с лова, станут выгружать рыбу. А она бьется в плетеных корзинах, серебрится.
Через опущенный мост вошел в Кремник, поднялся на ступени красного крыльца, вступил в просторные сени, где по утрам собирались бояре, ждали княжьего выхода.
Дежурившему у входа отроку бросил:
– Покличь дворецкого.
Глава 4
С той поры, как от родов скончалась мать княжны Анастасии, а в стычке с татарами погиб и ее отец, суздальским князем стал его сын Ярослав.
При дворе Ярослава и жила княжна Анастасия в ожидании, кто засватает ее. Но не всяким сватам она возрадовалась бы, а вот приезд боярина Семена не отринула, потому как много хорошего наслышалась о тверском великом князе.
И засватали Анастасию, но увозить в Тверь быстро не собирались, потому как князь Борис отправился в Литву к великому князю литовскому Витовту.
Красива была Анастасия и стройна, а уж властна, как поговаривали суздальцы, не по чину. В ее положении девицы по кельям отсиживаются, да в молитвах дни проводят, а на лучшее рукодельем занимаются, Анастасия же не только в хоромах суздальских верховодила, но и боярам суздальским любила указывать.
Потому и недолюбливали ее в Суздале, о том знал и суздальский князь Ярослав, брат Анастасии.
Как-то встретил ее в хоромах, сказал:
– Что-то долгонько не ворочается из Литвы князь Борис.
Хитро поглядела на него Анастасия:
– Аль те, князь, сестра не в милость, объедает ли?
Ярослав отмахнулся:
– Бог с тобой, Анастасия, живи, пока сваты за тобой пожалуют.
В душе Анастасия тоже ждала возвращения князя Бориса, слышала о княжестве Тверском как о великом, о тверичах, какие первыми поднялись на ордынцев во времена хана Чолхана, и в душе гордилась ими. |