Во всем, чем жила Тверь, княгиня Анастасия видела соперничание с Москвой. В политических пристрастиях она с первых дней встала на сторону Твери. И даже в величии она была тверичанка. Такую Тверь, с ее горькой судьбой, полюбил и великий князь Борис Александрович. В какие края не забрасывала бы его судьба, в Орду ли, в Литву, не видел он красивее отчей земли.
Возвращаясь с охоты, любовался, как поднялись яровые хлеба, колос ржаной наливается, скоро золотом отольет. На опушке ближнего леса разлилось озерцо. Вдоль берега оно поросло зеленью молодого камыша. По озеру плавал выводок диких уток.
Если объехать озеро стороной и чуть углубиться в лес, дорога приведет на заимку к пасечнику Матвею.
А дальше, где, казалось бы, самая глушь, скит отшельника Пахомия…
Понимал князь Борис Александрович, в обустройстве уступает Тверь и Суздалю, и Ростову, где церкви красивее и монастыри богаче, но через Тверь шел торговый путь с севера на юго-восток. Хлеб и всякое сырье – богатство тверское.
Торговый люд по Волге, Мологе и Тверце плавал, и все дань князю платили. Теперь Москва у Твери на пути поднялась, а ко всему митрополия в Москве. Да и тверские монастыри московским уступают, что женский Софийский, что мужские – Отрочь и Шошенский. Но князь верит, настанет тот день, когда и по святости, и по богатству превзойдут тверские монастыри московские. Но на то время надобно.
И князь Борис мечтой этой жил. Доколь князю тверскому голову клонить перед московским князем?
Вот и Анастасия об этом же в первую брачную ночь сказала. Хоть и обидно было Борису слушать это, а согласился.
С утра боярин Черед отправился на дальнюю вырубку, где артель, наряженная боярином Морозовым, лес заготавливала для Кремника.
Издалека послышались удары топоров, треск и грохот падающего дерева.
Выбрался Черед с дворовыми на полянку, мужики уже сучья обрубали. Глухо стучали топоры, въедаясь в дерево. Бригадир, оголенный по пояс, хрипло распоряжался.
Заметив слезавшего с коня боярина, подошел неторопко. Черед промолвил:
– Князь Борис говорил, ты мастеровых загонял?
– То с какой стороны глядеть, – почесал бороду бригадир. – А вот коли бы с моей, то мы за третий десяток дерев валим.
Тут мужик с волокушей подъехал и вскоре потащил бревно к штабелю.
– А когда, Осип, ты бревна в Кремник перетаскивать намерился?
– Неделю-другую, и переволочим.
– Хм. А управишься?
– Нам, боярин Дмитрий Никитич, ответ нести. Ведь мы за угловую стрельницу в ответе.
– Ну коли так, и я спокоен. Поеду на другие делянки…
К обеду воротился боярин в Тверь, однако домой не поехал, долго ходил по Кремнику, к работе мастеровых приглядывался, мастерством плотницким любовался. Без скоб вязали сруб, в бревенчатые проемы землю сыпали, хворост укладывали.
Мастер Еремей, вогнав топор в бревно, прокричал весело:
– На века ставим, боярин! Таку стену никакой таран не прошибет.
– Коли бы так, – кивнул Черед. – На Бога уповать будем, Еремей…
А дома за трапезой жене Акулине похвалялся:
– Порадовали, порадовали меня мастеровые, мамушка, что на делянке, что в Кремнике. К работе охочи тверичи, любо глядеть.
* * *
Разговор был долгий – начался еще засветло, закончился при вторых свечах.
Пожаловались гости торговые, на пути к Нижнему Новгороду на их корабль напали казанцы. Много товара забрали, а кто сопротивлялся, убили.
Гости торговые защиты просили.
Князь Борис Александрович с боярином Семеном, верным дворецким, и с князем Михаилом Дмитриевичем Холмским совет держали.
Говорил Борис Александрович:
– Коли мы на эту дерзость не ответим, то казанцы нам дорогу перекроют. |