Лошадь вспугнула какую-то птицу, та резко вспорхнула, а по полю в панике помчались десятки кроликов. Собака Шарпа, предвкушая завтрак, помчалась в погоню.

— Носатый, ты, ублюдок! К ноге! — Он дал собаке такую кличку из-за герцога Веллингтона, которого так прозвали солдаты. Носатый двадцать лет командовал Шарпом, и теперь тот сам хотел отдавать ему приказы.

Носатый неохотно вернулся к Шарпу, затем увидел что-то за рекой и предостерегающе гавкнул. Шарп заметил всадников. Сначала он подумал, что это пруссаки, но затем узнал форму шлемов. Французы. Сердце забилось быстрее. После Тулузы он думал, что его война закончена, ведь Императора сослали на остров Эльба, но теперь, четырнадцать месяцев спустя, он снова увидел старого врага.

Он пустил лошадь в галоп. Значит, французы вторглись в Бельгию. Может быть, это всего лишь разведывательный отряд. Французы также заметили Шарпа и поскакали к самому берегу, но пересечь глубокую реку никто не пытался. Двое французских всадников вытащили свои карабины и прицелились в Шарпа, но их офицер скомандовал им не открывать огня. Стрелок был слишком далеко для гладкоствольного с коротким дулом оружия, чтобы можно было надеяться попасть.

Шарп отъехал от берега, направив лошадь в сторону поля ржи, выросшей чуть ли не с человеческий рост. Тропинка через поле вела вверх, а затем, выбирая путь между спутанных корней деревьев, которые были весьма опасны для лошади, Шарп вышел на дорогу, где от французских драгун его скрывали деревья. Из седельной сумки он вынул смятую и испачканную карту, бережно развернул ее, достал огрызок карандаша и отметил крестиком место, где заметил вражескую кавалерию. Позиция была достаточно приблизительна, Шарп не знал как далеко от Шарлеруа он находился.

Он сложил и убрал карту, достал флягу, отхлебнул холодного чаю и снял шляпу, оставившую след на немытых волосах. Он протер лицо, зевнул, и снова надел шляпу. Шарп поцокал языком, заставляя лошадь подойти к краю насыпи, с которого открывался хороший вид на холмы. В центре ландшафта, на дороге, поднималась пыль, но даже с помощью своей старой поцарапанной подзорной трубы Шарп не мог разглядеть ни кто поднял эту пыль, ни даже в каком направлении проскакал этот некто.

Объяснение этой пыли могло быть вполне невинным: стадо коров, гонимых на рынок, учения пруссаков и даже рабочие, направляющиеся в горы за мелом или кремнями, но недавний мушкетный огонь и присутствие поблизости французов наводили на более зловещие мысли.

Вторжение? Очень много времени из Франции не поступало никаких новостей из-за полного запрета Наполеона на зарубежные сношения, но молчание не свидетельствовало о немедленном вторжении, скорее служило целью скрыть точное место сосредоточения французских войск. Лучшие силы разведки войск союзников настаивали, что французы не будут готовы к вторжению до июля, и что их удар будет направлен на Монс, а не на Шарлеруа. По дороге через Монс до Брюсселя было ближе, а если падет Брюссель, Император сбросит британцев в северное море, а пруссаков — за Рейн. Для французов Брюссель означал победу.

Шарп спустился с дороги в долину и поехал между двумя пастбищами. Он повернул вправо, не желая выдавать свое присутствие клубами пыли. От быстрой рыси по пастбищу его кобыла уже тяжело дышала. Она привыкла к пробежкам за две последние недели, Шарп седлал ее в три часа и скакал на юг посмотреть рассвет над долиной Шамбра, но в это утро, услышав на востоке выстрелы мушкетов, он проскакал гораздо больше обычного. К тому же день был весьма жаркий, а таинственное появление французов заставило Шарпа проскакать еще дальше.