Чем усерднее старалась Женя разобраться в своём прошлом, тем меньшее удовольствие получала от процесса.

    Получалось, она, тихвинская уроженка, никогда в жизни своей не бывавшая за границей, летела откуда-то на сугубо импортном самолёте скандинавских авиалиний, проваливалась сквозь хрональную дыру аж в древнюю Грецию, выслушивала туманно-настораживающее пророчество оракула в Дельфах, приобретала способность читать мысли, производила мотоциклетный рейд, достойный хорошего боевика, наконец, собственноручно убила пять человек… И всё это затем, чтобы начать блистательную карьеру домработницы у юного гения, сына высокопоставленного генерала?..

    Да уж, чудны дела Твои, Господи…

    «Это моя мысль или кого-то из гостей?»

    Честно говоря, в чужие головы Женя старалась заглядывать как можно реже. В основном потому, что там обнаруживалась если не грязь, то вселенское беспокойство, а ей хватало и своих проблем. Может, это было натуральное малодушие, но тихая жизнь на прекрасно оборудованной Эдиковой кухне, среди кастрюль и сковородок, её покамест устраивала как нельзя лучше. После всех приключений душа и тело требовали отдыха. У неё был ключ от квартиры, она жила в маленькой комнате, наводила порядок, ходила по магазинам, с удовольствием стряпала, подавала… А когда возвращались хозяева – принималась множить в уме трёхзначные числа или читать не забытое ещё со школы «Бородино». Что угодно, кроме подслушивания чужих мыслей!

    Особенно это касалось мыслей человека, который мало-помалу становился ей дорог…

    Хорошо ещё, дар срабатывал в основном при прямом визуальном контакте. Соответственно, кухня была местом, где ей удавалось достаточно надёжно укрыться.

    Женя включила громко зажужжавшую соковыжималку и стала бросать в неё калиброванные морковки. Она ещё по голосу, прозвучавшему в динамике телефона, поняла, что «не надо отчества, Эдуард, просто Эдуард» окажется вряд ли похожим на Леонтиска. У неё ведь мелькала-таки крамольная мысль о втором шансе, который, быть может, намеревалась дать ей судьба… Нет, судьба оказалась, как ей и положено, то ли индейкой, то ли злодейкой, причём неизвестно, что хуже. Белокурый, узкоплечий, худенький Эдик ничем не напоминал богатыря и красавца философа. Но почему, когда два дня назад он случайно (случайно ли?) задержал её руку в своей, Женю ударило точно таким же электрическим током?

    Она с радостью отдала бы и непрошеный дар, и все на свете пророчества, если в порядке расплаты ей предстояло узнать, что Эдик не чувствует к ней ничего, совсем ничего… что он любит другую…

    «Ну вот. Пошли сопли и вопли!»

    Женя намазала последний маленький бутерброд настоящим вологодским маслом для лучшего усвоения содержавшегося в соке полезного каротина, красиво расставила на подносе тарелочки и стаканы – и вышла в комнату к гостям.

    Она подоспела как раз к тому моменту, когда по телевизору передали какое-то необыкновенно радостное сообщение. Во всяком случае, Эдик и двое пожилых учёных водили хоровод, в восторге распевая воинственно-победную «Марсельезу». В общем веселье не участвовал лишь глубокий старик, одиноко сидевший в инвалидном кресле возле окна. Когда Женя вошла, он медленно повернул кресло…

    И у неё чуть не выпал из рук поднос с бутербродиками и только что выжатым соком.

    – Дедушка! – не памятуя ни о каких приличиях, во всё горло завопила она. – Ганс Людвиг! Дедуленька!..

    Вот теперь можно и в Рим!

    Когда стало окончательно ясно, что в зоне действия дымки лучше перемещаться на дизельном ходу, а улицы полны неожиданностей, в среде состоятельных питерцев возникла стихийная мода на бронетехнику.