– Ну а может, весь смысл – в этом человеке? Чтобы он оказался здесь… Чтобы узнал, что на свете есть еще кое-что… кроме того, что он видит в своей жизни каждый день, из года в год. Может… море просто спасает Артема?
– Не складывается! Ни хрена его не спасает! Вот он был здесь. Все видел. И что? Убежал, спрятался обратно в свою серую жизнь и не вернется! А насчет этой французской книжки… Ладно, литературной ценности не представляет. Но ведь вы говорите, издание начала двадцатого века? Стало быть, для коллекционеров уж точно ценность имеет. Продавать эти книги можно, и за неплохие деньги! А вы – камин топите.
– Дружище! Насчет того, чтобы продавать, – я ведь не книготорговец. Я капитан корабля-библиотеки. А насчет Артема… Вернется или не вернется… Это мы в октябре узнаем. Когда прочитаем пятьдесят вторые слова в письмах.
Александра Тайц
Миллион островов
Никаких островов нет.
Это все моряки лгут.
С моряков невелик спрос.
– …и на каждом из островов живут люди. Некоторые острова совсем близко, до других неделю плыть. Или месяц даже. И между островами ходит корабль. Вечно. Огромный корабль. Как дом.
– Называется «Титаник».
– Да ну тебя, – отмахнулся Олаф, – на этом корабле лежат все книги, которые написали на островах. Все-все. Детские книжки, философские трактаты, учебники грамматики, книги по физике, археологии. Когда корабль пристает к острову, все люди выходят на пристань…
Эйлин подняла голову от толстого тома.
– Олаф, я хочу закончить. Я голодная. Давай я быстренько допишу, а потом мы пойдем к Кракену, и ты мне расскажешь, что было дальше?
– Сейчас, это одна минута. Я тебе за это коктейль куплю с креветками. Так вот…
– Если коктейль, тогда ладно. Ну-ну, выходят они?..
– Выходят они на пристань, и у каждого в руках книжки. Которые они понаписали, пока корабль плавал. Люди поднимаются на корабль и идут в библиотеку. Там огромная библиотека, в семи измерениях. Гораздо больше, чем корабль. Каждый подходит к библиотекарю, отдает свои книжки, а взамен получает другие – те, которые написали на других островах. Все садятся и читают. А библиотекарь расставляет принесенные книги по местам.
– Лампы у них горят…
– И пахнет книгами, пылью и солью. Когда все всё прочитают, корабль уходит дальше. И так будет продолжаться вечно.
– Лучше бы айпи-пакетами обменивались, – цинично закончила Эйлин. – Теперь помолчи немного, мне осталось заключение. Как лучше «золотой век» писать – по-французски или по-английски?
– По-французски. Будешь пижонка.
– Угу. Стало быть, на излете ége d’or d’illustration элегантная легкость модерна сменяется декоративной вычурностью. На смену динамике, живости и анатомической точности героев Эгельберта приходят статичные нильсеновские принцессы, похожие на инопланетных насекомых, заключенных в янтарь бессмысленно сложных узоров…
– Не любишь ты Нильсена.
– Терпеть не могу. Слушай, все, не могу больше, пойдем поедим, а вечером я хлопну портвейна и допишу заключение. Нельзя такое на трезвую голову писать.
Эйлин кинула в сумку ноутбук, связку ключей, четыре разноцветных ручки и блокнот и начала собирать разбросанные по столу книги. |