Лиза скосила глаза на Печенюшкина, тот чуть заметно кивнул головой. И вообще, даже мама не говорила ей таких красивых слов про ее глаза и волосы.

— Я согласна! — решительно объявила девочка. — Что я должна делать?

— С-с-слушаться, моя королева, — прошептала змея. — А теперь выпус-с-сти меня, Печенюшкин.

Дверь открылась, тело кобры длинной плетью свистнуло в сумерках, Лизины уши уловили едва слышный шорох песка, и все смолкло, умерло.

— Спать хочу ужасно, глаза слипаются, — пожаловалась Лиза. — Можно, я посплю немножечко, ну, пожалуйста.

Печенюшкин приподнял одно из передних сидений, достал простыню, подушку и одеяло и, сдвинув два сиденья, сноровисто постелил постель. Девочка, неудержимо зевая, разделась, юркнула под одеяло и мгновенно провалилась в сон.

…Несколько минут Лиза лежала, не открывая глаз. Ей было страшновато: непонятно, что из прошедшего было сном, а что — явью. Где она сейчас — дома, в постели, на песке в пустыне под безжалостным солнцем или в чудесном троллейбусе Печенюшкина? А может, она задремала в ступе, под неспешный рассказ Фантолетты? Лиза вздохнула и открыла глаза.

В троллейбусе было темно, напротив нее, уютно привалившись к спинке сиденья, дремал Печенюшкин, а вокруг, сквозь прозрачные до неощутимости стекла огромных окон виднелась пустыня, залитая лунными лучами. И там, снаружи, творились удивительные вещи.

Казалось, тысяча маленьких смерчей обрушились на песок перед окнами машины, завивая его в столбики. Столбики эти смыкались друг с другом, образуя подножия стен, а смерчи взбирались все выше и выше. Постепенно проступали очертания узких и высоких окон, забранных узорными решетками, стрельчатых арок, легких балкончиков и ажурных башенок. На глазах изумленной Лизы вырастал из песка поразительной красоты дворец.

— Здорово, а? — тихо проговорил с ней рядом непонятно когда проснувшийся Печенюшкин. — Одевайся, Лизонька, сейчас начнется.

В троллейбусе вспыхнул свет, и Лиза, замерев от восторга, увидела висящее перед ней на спинке сиденья длинное изумрудно-золотое платье. Внизу стояли такого же цвета туфельки.

— Желтое и зеленое, — пояснил Печенюшкин, — цвета пустыни.

Все дальнейшее происходило как в тумане. Лиза надела платье, обула туфельки, замечательно пришедшиеся ей по ноге. Двери машины распахнулись. Печенюшкин был уже внизу и протягивал ей лапу.

Узкий проход, образованный светом фар, вел от троллейбуса к ступеням чудесного дворца. Все остальное пространство оказалось запружено невесть откуда появившимися обитателями пустыни.

Тут были змеи и ящерицы — от малюсеньких до совершенно гигантских, пауки и скорпионы, песчанки и суслики, тушканчики, куланы и антилопы. В самых дальних рядах высились невозмутимые верблюды.

Опираясь на лапу Печенюшкина, Лиза в полной тишине медленно приближалась к дворцовым ступеням. Впереди них скользила по песку, оборачиваясь время от времени и ободряюще кивая, старая подруга кобра. Четыре ящерицы с драгоценными ожерельями на шеях ползли сзади, неся в зубах шлейф Лизиного платья.

— Странно, — тихо шептала девочка своему спутнику, — отчего мне ни капельки не страшно? Дома паука увижу во дворе, ору от ужаса, а здесь — как будто так и надо.

— Это потому, что ты со мной, — скромно пояснил ее спаситель. — Рядом с Печенюшкиным любой даме просто нечего и некого бояться.

Между тем они поднялись по ступеням, вошли во дворец и оказались в гигантских размеров зале.