— Как ты посмел?! Что ты наделал?

И злой изгиб приоткрытых губ, между которыми видны влажные зубы, тоже завораживает. А почему, кстати говоря, она так зла?

— Наделал — что?

Она метнулась к окну, не в силах успокоиться в неподвижности.

— Издеваешься? — Рванулась к койке, сверкнула глазами сверху вниз. — Эгоист! Идиот!

— Я?!

— Да!

— Доктор Данс, вы… — Он хотел сказать «забываетесь», но не успел.

— Имею полное право здесь орать после того, что ты учинил!

— Можно подумать, я оскорбил действием твою маму! — проворчал Грег. Он понимал, что причиной ее состоянию — его требование заменить его лечащего врача, — и в то же время не понимал причин такой ярости.

— Не трогай уж мою маму! — Кэтрин выдохнула и огляделась по сторонам. Грег предположил, что она ищет, что разбить. — Эгоист, эгоист!

— Не всегда, — сдержанно возразил ей Грег. — Кстати, вот теперь я тебя узнаю. А то все как угли, присыпанные пеплом: внутри горячо, а снаружи — ничего не видно.

Кэтрин проигнорировала его замечание:

— Ты зачем это сделал?

— Что? Отказался от услуг этого неприятного типа? Имел право, вот и сделал!

— Юридическое, может, и имел! А человеческого — никакого! — тихо, но яростно ответила Кэтрин.

— Почему же? — удивился Грег. — Я буду платить по счету. Из своего кармана. Имею право выбирать, за что мне платить.

— Выбери лоботомию, — прошипела Кэтрин.

— Доктор, доктор, вы сами себе противоречите. Если так не хотели, чтобы я выжил, могли бы пойти попить кофе вместо того, чтобы меня оперировать. Или в горы на пикник прокатиться.

— Вы бы не умерли.

— Ну это да. Хотя… сложно сказать на самом-то деле.

Кэтрин устало села на стул рядом с ним. Уронила голову на руки.

— Вам плевать на меня, вам важно только, чтобы вам самому было хорошо. А мне что теперь делать? Я тут работаю месяц, я в этом городе — месяц, связей нет, друзей нет, репутация — только рождается. А вы меня так подставили. Меня теперь с костями съедят. И что мне делать? Опять срываться с места и искать другой город? Тут же нет других больниц, а я врач, у меня скоро степень будет, я не хочу работать официанткой!

— Не позволю, — сказал Грег просто, но при этом какая-то интонация в его голосе заставила Кэтрин поднять голову и посмотреть ему в глаза.

А в голове у него уже завертелись два колеса-маховика. Одно: он столько всего узнал о ней за эти минуты! Приезжая, чужая в городе, только что приехала, и приехать ее заставили обстоятельства. «Опять срываться с места»… Второе: да никто ее и пальцем не тронет. Не посмеют. Придется с ним дело иметь — а этого господа врачи из городской больницы делать не станут. Но если кто-то все же затеет возню, откуда ждать опасности в первую очередь?

— Ну-ну. Кто вас спросит теперь. Раньше надо было думать.

— Прекратите истерику, Кэтрин.

Она расплакалась. Точнее Грег увидел, как навернулись на глаза слезы, задрожали капельки влаги в уголках — но не пролились на щеки. Сильная. Держит себя в руках. Он слабо улыбнулся, вспомнив приступ ее бешенства. Хорошо. Пусть лучше кричит, чем плачет.

— Вы в курсе, что в больнице теперь только и разговоров, что о вас и обо мне? Все решили, что у нас… шашни какие-то. — Она выплюнула это слово с таким страхом и отвращением, что Грега покоробило.

— И что? Вам завидуют все женщины, а мне — все мужчины? — цинично поинтересовался он.