— Мерзавец! Ты хотел меня убить!

Ответа не последовало. Иранец разыгрывал обморок. Вне себя от бешенства, Шарнилар стала искать средство вывести его из этого оцепенения.

На верстаке лежала шариковая ручка. Она схватила ее и вставила конец в ухо иранца. Никакой реакции. Она затолкала ее еще глубже, и стальной шарик уперся во что-то твердое.

Тогда, вся во власти безудержной ярости, она схватила «беретту» за ствол и ударила рукоятью по свободному концу ручки.

Гормуз Сангсар подскочил с пронзительным криком. Он почувствовал, как острие вошло ему в горло изнутри. Изо рта его пошла кровь. Шарнилар остановилась. Он стал умолять ее, смешивая персидские и английские слова. Шарнилар слушала его с раздутыми ноздрями. Запах крови и дизельного топлива стал невыносим. Она снова увидела себя в «роллс-ройсе» рядом с человеком, который был перед ней, и ощутила жгучий ожог от лезвия, вонзившегося в ее плоть. Какая-то мрачная сила овладела ею.

Гормуз Сангсар почувствовал, как ствол «беретты» уперся ему в лоб. Его взгляд встретился со взглядом голубого глаза Шарнилар, налившегося кровью от усталости и алкоголя. Это было последнее, что он увидел в этом мире. Молодая женщина нажала на спусковой крючок. Первая пуля раздробила лоб иранца, другие поразили уже мертвеца или попали в стену.

Шарнилар остановилась только тогда, когда обойма была пуста. Едкий запах пороха смешался с запахом крови и дизельного топлива. Гормуз Сангсар лежал, скорчившись, как окровавленная кукла.

Словно автомат, Шарнилар подошла к двери и открыла ее. Малко, побледневший, стоял перед ней.

— Что ты сделала с ним?

— Иди посмотри, — сказала она.

Шарнилар ушла по коридору, и он проник в машинный зал. Запах здесь был отвратительным. Иранец получил четыре пули в голову. Кровь продолжала сочиться из его изувеченной руки.

Крис Джонс, в свою очередь, вошел в машинный зал.

— Бог ты мой! — воскликнул телохранитель. — Она его как следует обработала.

Не говоря ни слова, Малко бросился в каюту Шарнилар. Дверь была не заперта. Он вошел. Здесь никого не было. Шум душа в ванной говорил о том, где она находится. Он увидел на постели «беретту» с новой обоймой.

Молодая женщина вошла в комнату с полотенцем вокруг бедер, без черной повязки... Это было ужасное зрелище: красное, бугристое мясо, пустая выемка вместо глаза. Шарнилар перехватила его взгляд и горько усмехнулась.

— Ты не целовал бы меня так сильно вчера вечером, если бы увидел это, не так ли?

Она взяла на постели черную повязку, укрепила ее на лице и повернулась к Малко.

— Так что? Ты хочешь читать мне мораль?

Малко довольствовался тем, что спросил:

— Ты узнала то, что хотела, в результате этой отвратительной пытки?

— Отвратительной... А как ты назовешь намерение вырвать глаз у женщины? Это не отвратительная пытка?

— Конечно, — сказал Малко, — но...

Она прервала его:

— Я буду страдать всю жизнь от этого увечья. Когда я смотрюсь утром в зеркало, мне хочется кричать от отчаяния. Он страдал лишь несколько часов и заслужил это тысячу раз...

— Ты все равно остаешься блестящей женщиной, — сказал Малко.

— Блестящей! — воскликнула Шарнилар.

Она сорвала свою повязку, схватила «беретту» и подошла к нему.