— Двадцать семь, — и здесь Катарина не лгала.

Какой смысл?

Женщина пожевала губами, будто решая, стоит ли тратить на Катарину собственное время и драгоценное мнение, но все-таки снизошла.

— И стало быть, сирота?

— Почти. Тетушка… вот… имеется.

Упомянутая тетушка приподняла кружевной платок и кивнула, обозначая, что она и вправду имеется.

— Печально, печально… у меня есть одна знакомая, — женщина наклонилась, почти легла на колени пухлого господина, чье лицо вытянулось, то ли от удивления, то ли от возмущения. То ли просто от страха не совладать с внушительными достоинствами случайной знакомой.

Этак ведь и раздавить человека можно.

— У нее весьма обширные знакомства, если вы понимаете… — громким шепотом произнесла женщина.

Катарина не понимала, но кивнула.

— И она весьма охотно способствует устройству личного счастья…

Господин крякнул, а Катарина с трудом удержалась, чтобы не сказать, что ее счастье однажды уже устроили. Хватит.

— И если пожелаете…

На нее уставились, ожидая ответа. Фыркнула мьесс Джио, а Катарина, потупившись, пролепетала:

— Понимаете… я… я так любила мужа… я до сих пор забыть его не могу.

И подхватила слезинку.

— Ну и дура, — спокойно ответила женщина, возвращаясь на место.

Как есть.

Полная.

Кто еще добровольно променяет великолепный дворец на захолустный городишко? Откажется от титула и состояния, что стоит за этим титулом? Власти? Привилегий?

Ночных кошмаров.

Страха, что однажды она, Катарина, станет слишком заметной фигурой, и тогда… дворцовые лестницы круты, а коридоры темны. И слабой ли женщине справиться с тварями, что в них обретают?

Нет, нет…

Она отвернулась к окошку, крохотному и мутному, будто сделанному специально для того, чтобы подразнить. За ним проплывали поля и какие-то домишки. Колеса грохотали. Карета тряслась. И хотелось закрыть глаза и уснуть. Усталость навалилась сразу и вдруг. И руки задрожали, накатил привычный ужас, лишая самой способности двигаться, оставив одно желание — сползти на грязный пол и забиться под лавку. Но теплое прикосновение мьесс Джио вернуло способность дышать.

И считать.

Один — аметист. Хороший камень для целительских амулетов, но не терпит серебра, начинает болеть и мутнеет. А вот на платине, напротив, раскрывается.

Аместистами были украшены браслеты, которые надевали королеве на руки. И на ноги. До того, как эти руки и ноги украсились иными узорами. Браслеты древние, тяжелые и больше всего напоминают кандалы. И Катарине знает, что эти браслеты вполне могут смениться настоящими кандалами.

Если она даст повод.

— Закрой глаза, дорогая, — мьесс Джио умеет говорить так, что призраки отступают. — Поспи, нам далеко еще… хорошо, если дотемна доберемся.

— А куда вы направляетесь?

Этот голос звучал откуда-то издалека, Катарина заставила себя слушать не людей, а карету. Скрип дерева. И стон металла, который тоже умеет уставать.

Скрежет.

Постукивание.

Слабый треск дорожного амулета, призванного облегчить вес этого чудовища на колесах. Но амулет устарел, да и не заряжали его давненько, вот и работал он едва ли в треть силы.

Ничего.

Доберутся. А что к ночи, так оно и лучше… она все-таки заснула и оказалась в своих покоях. Огромное пространство, кровать под тяжелым балдахином. Шерстяные тюфяки придворных дам, которым выпала высокая честь дежурить этой ночью. Севилла сидит в одной ночной рубашке, слишком откровенной, чтобы это было прилично.