В человеческом обличье она была хрупкой, и массивный живот, который Джио придерживала обеими руками, гляделся несуразно. Когда-то Катарина спросила, зачем ей быть человеком теперь. А Джио ответила, что казаться и быть — совсем разные вещи. И одно дело, когда тебя запирают в навязанном обличье, и совсем другое, когда мир и магия позволяют создать собственное. И пусть с виду оно почти не отличается от прежнего, но только с виду.
И правда, что с виду.
Разница чувствовалась. А Джио, склонившись над колыбелью, легонько дохнула жаром, и сказала:
— Я ведь сама кровь отдала, добровольно. Это так просто не пройдет.
Волосы девочки были белыми, что снег.
— И для тебя тоже, — добавила она, глядя на Катарину с насмешкой.
— Я умру?
— Лет через сто. Может, сто пятьдесят или двести, точно не скажу. До трехсот вряд ли дотянешь, все же люди хрупкие, — Джио сделала козу, и девочка нахмурилась, но не заревела. — А веснушки у нее твои…
…выяснилось, что только веснушки, ибо характером Аин пошла в крестную. И магией тоже. Впрочем, там, где всегда холодно, огню только рады.
|