— …Они не только орали, — продолжал Проповедник, — но и вывели с помощью экскрементов это слово на юном изнасилованном теле, и, конечно же, полностью белая система юстиции объявила невиновными этих насильников и мародеров, зато заклеймила Таван как лгунью и шлюху…

Он орал в свою иерихонскую трубу так зычно, что полицейские не слышали друг друга.

— …И что же мы имеем сегодня, братья и сестры? Мы имеем настоящую проститутку, убежденную, с лицензией на поставку белого живого мяса. И она завлекла в свои сети двоих наших афроамериканских братьев, затащила их в ловушку, которую сама же смонтировала! Вот почему здесь собрались столь грозные и могущественные полицейские силы со всего города. Вот почему перед нами разыгрывают сегодня эту комедию, этот цирк. Для того, чтобы и дальше преследовать, прибивать к позорному столбу цвет юности черной Америки!..

Ребятишки бегали туда и сюда, но непременно тщась попасть в камеру с улыбочкой на личике. Уоу! Смотрите меня на экранах завтра утром… В одном отношении Проповедник был прав: действительно, здесь царила словно бы некая атмосфера цирка, но вовсе не потому, что кто-то жаждал именно фокуснического задержания парочки убийц. Нет, воздух был переполнен возбуждением, сродни тому, что, очевидно, ощущалось на гладиаторских аренах Древнего Рима: уж если там и были у кого-нибудь шансы выжить, то разве что у львов… Никто в этих преисполненных низменной злобой кварталах не верил, что кто-нибудь выберется из здания живым, а иначе зачем бы здесь ошиваться целой дивизии «легавых»? Черный, белый, какая разница, кто там был внутри: уже и так, считай, отрубленный кусок, мертвятина. Вот о чем думала уличная толпа, независимо от пола, цвета кожи, религии. Кардинальный вопрос состоял только в том, когда это произойдет. Таким образом, подобно древнеримским зрителям, ждавшим, когда же лев или тигр откусит чью-нибудь руку или ногу, а лучше всего — голову, толпа довольно степенно млела под укрытием полицейских баррикад, терпеливо ожидая: главное — не пропустить момента самого убийства. И страшных, ужасающих взрывов, как в сериале «Экс-терминатор», жизненных реальных фейерверков вполне смертельного огня, что может скрасить такую бесцветную житуху… Вряд ли кто-нибудь прислушивался к неистовствовавшему Проповеднику, за исключением типов в смокингах с галстучками, которые одобрительно улюлюкали после каждой его тирады. Глаза всей публики были устремлены на женщину, съежившуюся в кустах и объясняющуюся с красноволосой девицей, сидевшей в окне, затопленном волной киносвета.

Проблема заключалась в том, что никто не мог установить контакт с захватчиками. В комнате не было телефона, и полиция была неспособна с помощью телефонной компании «зацепить» линию, контролировать ее, переговорить с Сонни или Дизом, либо со звонящими туда со стороны.

Проблема вторая состояла в том, что создалась ситуация, которую в полиции называли «два и один», то есть два захватчика и один заложник. Конечно, это много лучше, чем, скажем, четыре и двенадцать, но все равно приходилось иметь дело с энергией и инициативой группы, пусть небольшой, но динамичной. Никто не знал, кто главарь там, внутри дома. Долли тогда говорила, что «мозгом организации» был Диз, — это, очевидно, сокращенное от Лиззи. Но поскольку оба отказывались от переговоров, оставалось только гадать, кто из них был, так сказать, боссом. Пока говорило оружие, а, возможно, у них был не один пистолет, а несколько, и выстрелы неслись из глубины комнаты, так что парламентеру и голову нельзя было поднять над подоконником. Уже было задействовано четверо парламентеров, а толку чуть…

Сотрудники, снабженные биноклями ночного видения, — а их наличествовало пятеро, — расположенные в разных точках наблюдения, пытались разглядеть, было ли еще какое-нибудь вооружение у бандитов.