Немного успокоившись за этими хлопотами, вспомнила о любимом варенье из лепестков роз, привезенном ею из Праги, и пошла в коридор, где стояла еще не разобранная дорожная сумка, – и в этот момент раздался звонок в дверь.
Она затрепетала, уже поняв, кого сейчас увидит, и распахнула дверь. На пороге действительно стоял Луиджи Бевилаква.
И она опять не узнавала себя: она чувствовала, что снова готова стать покорной – его глазам, его словам, его рукам… Словно все, чего не доставало Божене рядом с Томашем, проснулось в ней вдруг и рвалось наружу. И забыв о своих подозрениях, она снова смотрела на Луиджи, как тогда, в рождественскую ночь.
А он, будто почувствовав, что творится в душе этой женщины, шагнул к ней и порывисто обнял.
И все, что случилось потом, было еще более сладким и опьяняющим, чем в ту их единственную ночь, – словно она стала восемнадцатилетней девочкой, впервые опаленной огнем любви…
А когда они, разомкнув наконец объятия и ослабев, откинулись на подушки, она прильнула к его вздрагивающей груди, окутав Луиджи золотом своих разметавшихся волос, и, глядя в его потрясенные глаза, почувствовала, что готова отдать все на свете и забыть о себе самой, лишь бы эти счастливые мгновения никогда не кончались.
Глава 11
Франта злилась: Чеслав не звонит вот уже два дня, и от Карла – никаких вестей.
А эти новые туфли от Bruno Magli ужасно жмут ей, и до новогодней ночи осталось всего лишь два дня…
Деньги, подаренные Чеславом, заканчивались, а Карл и не думал нести к ее ногам новогодний подарок в виде венецианского клада, обещанный за то, что она попробует какое-то время играть роль благоразумной жены, пекущейся, как говорится, о тепле очага и домашнем уюте.
Франта порылась в сумочке и достала пудреницу. Глядя в круглое зеркальце, она заметила, как портит ее уныние, и попробовала улыбнуться – но получилось так, словно она пытается заесть лимон маленькой ложечкой меда: проще говоря – неубедительно.
Бросив пудреницу обратно в сумочку, Франта расплатилась с официантом и, закутавшись в нежный норковый мех, вышла из ресторана на чуть припорошенный снегом тротуар. Ей казалось, что всем вокруг хорошо, все веселятся, и только она оставлена, забыта.
Франта терпеть не могла одиночества. Ей надо было или проводить время в обществе щебечущих подруг, или покорять мужские сердца, а заодно и кошельки. Одна она оставалась лишь затем, чтобы немного отдохнуть от нескончаемых вечеринок и привести себя в порядок. А потом снова выйти на воображаемую сцену – и быть во всеоружии, от завитков на затылке до кончика каблука.
Сегодня же ей ничего не оставалось, как после ужина, проведенного в одиночестве, направиться к себе домой.
«Ну что ж? Лягу спать, чтобы не чувствовать себя всеми покинутой и не нажить, по крайней мере, новых морщин».
Но судьбе было угодно распорядиться иначе. Не успела Франта отойти от ресторана и десяти шагов, как рядом с ней с визгом затормозила знакомая машина, из которой выглянул Чеслав. Машина была полна незнакомых Франте мужчин.
Ни слова не говоря, Чеслав указал ей на заднюю дверь, и она, с трудом втиснувшись четвертой, уселась…
Приятели Чеслава, похожие на него прическами, одеждой, даже выражением лиц, были на удивление трезвы. «Куда это они, интересно, собрались такой компанией?» – сначала Франта хотела спросить об этом Чеслава, но потом решила подождать: наверное, он скоро высадит своих атлетических угрюмцев. «Неужели ему приходится иметь дело с такими занудами? А впрочем, он и сам зануда!» И, попытавшись откинуться на доставшуюся ей часть кресла, Франта томно прикрыла глаза, ожидая, когда же наконец они с Чеславом останутся наедине.
На ее указательном пальце поблескивала изумрудами подаренная Чеславом змейка, а остальные пальцы, будто намекая на что-то, были свободны. |