Это
противоестественно и можно объяснить лишь политическим фанатизмом,
заставившим ее взяться за оружие. Вам решать, граждане присяжные, перевесят
ли эти моральные соображения на весах Правосудия.
Жюри присяжных большинством голосов признало Шарлотту виновной, и
Тенвиль встал для оглашения окончательного приговора суда.
Это был конец. Ее перевезли в Консьержери, в камеру приговоренных к
гильотине; согласно Конституции, к ней прислали священника. Но Шарлотта,
поблагодарив, отправила его восвояси: она не нуждалась в молитвах. Она
предпочла художника Оэра, который по ее просьбе добился разрешения написать
с нее портрет. В продолжение получасового сеанса она мирно беседовала с
ним, и страх близящейся смерти не лишил ее присутствия духа.
Дверь отворилась, и появился палач Сансон, проводивший публичные
казни. Он внес красное рубище - одеяние осужденных за убийство. Шарлотта не
выказала ни малейшего испуга, лишь легкое удивление тому, что проведенное с
Оэром время пролетело так быстро. Она попросила несколько минут, чтобы
написать записку, и быстро набросала несколько слов, когда ей это
позволили; затем объявила, что готова, и сняла чепец, дабы Сансон мог
остричь ее пышные волосы. Однако сначала сама взяла ножницы, отрезала прядь
и отдала Оэру на память. Когда Сансон собрался вязать ей руки, она сказала,
что хотела бы надеть перчатки, потому что запястья у нее покрыты ссадинами
и кровоподтеками от веревки, которой их скрутили в доме Марата. Палач
заметил, что в этом нет необходимости, поскольку он свяжет ее, не причиняя
боли, но пусть она делает, как пожелает.
- У тех, разумеется, не было вашего опыта, - ответила Шарлотта и без
дальнейших возражений протянула голые ладони. - Хотя меня обряжают для
смерти и делают это грубые руки, - промолвила она, - они все-таки
приближают меня к бессмертию.
Шарлотта взошла на повозку, поджидавшую в тюремном дворе, и осталась в
ней стоять, не обращая внимания на предложенный Сансоном стул, дабы
продемонстрировать народу свое бесстрашие и храбро встретить людскую
ярость. Улицы были так запружены народом, что телега еле плелась; из гущи
толпы раздавались кровожадные возгласы и оскорбления обреченной женщине.
Два часа потребовалось, чтобы достичь площади Республики. Тем временем над
Парижем разразилась сильнейшая летняя гроза, и по узким улочкам устремились
потоки воды. Шарлотта промокла с головы до пят, красный хитон облепил ее,
словно сросшись с кожей, и являл миру лепную красоту девушки. Багряное
одеяние бросало отсвет на лицо Шарлотты, усиливая впечатление ее глубокого
спокойствия.
Вот тогда-то, на улице Сент-Оноре, куда мы наконец добрались, и
вспыхнула трагическая любовь. |