Это 
	противоестественно  и  можно   объяснить   лишь   политическим   фанатизмом, 
	заставившим ее взяться за оружие. Вам решать, граждане присяжные,  перевесят 
	ли эти моральные соображения на весах Правосудия. 
	     Жюри присяжных  большинством  голосов  признало  Шарлотту  виновной,  и 
	Тенвиль встал для оглашения окончательного приговора суда. 
	     Это был конец. Ее перевезли в Консьержери,  в  камеру  приговоренных  к 
	гильотине; согласно Конституции, к ней  прислали  священника.  Но  Шарлотта, 
	поблагодарив, отправила его восвояси:  она  не  нуждалась  в  молитвах.  Она 
	предпочла художника Оэра, который по ее просьбе добился разрешения  написать 
	с нее портрет. В продолжение получасового  сеанса  она  мирно  беседовала  с 
	ним, и страх близящейся смерти не лишил ее присутствия духа. 
	     Дверь  отворилась,  и  появился  палач  Сансон,  проводивший  публичные 
	казни. Он внес красное рубище - одеяние осужденных за убийство. Шарлотта  не 
	выказала ни малейшего испуга, лишь легкое удивление тому, что проведенное  с 
	Оэром время пролетело так  быстро.  Она  попросила  несколько  минут,  чтобы 
	написать  записку,  и  быстро  набросала  несколько  слов,  когда   ей   это 
	позволили; затем объявила, что  готова,  и  сняла  чепец,  дабы  Сансон  мог 
	остричь ее пышные волосы. Однако сначала сама взяла ножницы, отрезала  прядь 
	и отдала Оэру на память. Когда Сансон собрался вязать ей руки, она  сказала, 
	что хотела бы надеть перчатки, потому что запястья у нее  покрыты  ссадинами 
	и кровоподтеками от веревки,  которой  их  скрутили  в  доме  Марата.  Палач 
	заметил, что в этом нет необходимости, поскольку он свяжет ее,  не  причиняя 
	боли, но пусть она делает, как пожелает. 
	     - У тех, разумеется, не было вашего опыта, - ответила  Шарлотта  и  без 
	дальнейших возражений протянула голые  ладони.  -  Хотя  меня  обряжают  для 
	смерти  и  делают  это  грубые  руки,  -  промолвила  она,  -  они  все-таки 
	приближают меня к бессмертию. 
	     Шарлотта взошла на повозку, поджидавшую в тюремном дворе, и осталась  в 
	ней  стоять,  не  обращая  внимания  на  предложенный  Сансоном  стул,  дабы 
	продемонстрировать  народу  свое  бесстрашие  и  храбро  встретить   людскую 
	ярость. Улицы были так запружены народом, что телега еле  плелась;  из  гущи 
	толпы раздавались кровожадные возгласы  и  оскорбления  обреченной  женщине. 
	Два часа потребовалось, чтобы достичь площади Республики. Тем  временем  над 
	Парижем разразилась сильнейшая летняя гроза, и по узким улочкам  устремились 
	потоки воды. Шарлотта промокла с головы до пят, красный  хитон  облепил  ее, 
	словно сросшись с кожей, и  являл  миру  лепную  красоту  девушки.  Багряное 
	одеяние бросало отсвет на лицо Шарлотты, усиливая впечатление  ее  глубокого 
	спокойствия. 
	     Вот тогда-то,  на  улице  Сент-Оноре,  куда  мы  наконец  добрались,  и 
	вспыхнула трагическая любовь.                                                                     |