Но, хотя сомнения христианина почти
исчезли, оставался страх.
- Ты ничего не понимаешь, - воскликнул он. - Если бы стало известно,
что я могу допустить возможность такой процедуры, Святая Палата сочла бы
это несомненным доказательством вероотступничества и послала бы меня на
костер.
- Ну, если это единственное препятствие, то оно легко преодолимо, -
холодно сказала она. - Кому на тебя доносить? Раввину, что ждет наверху,
донос будет стоить собственной жизни, а кто еще будет об этом знать?
- Ты уверена в этом?
Он был побежден. Но теперь уже она решила поиграть им немного,
заставляя его преодолевать неприязнь, возникшую в ней из-за его недавней
нерешительности. Эта игра продолжалась до тех пор, пока он сам не начал
настойчиво умолять ее о быстрейшем совершении еврейского обряда
бракосочетания, вызвавшего в нем такое отвращение.
Наконец она сдалась и провела его в свою комнату, где когда-то
встречались заговорщики.
- Где же раввин? - спросил он нетерпеливо, оглядывая пустую комнату.
- Я позову его, если ты действительно уверен, что этого хочешь.
- Уверен? Разве я недостаточно ясно подтвердил это? Ты до сих пор
сомневаешься во мне?
- Нет, - сказала девушка. Она стояла поодаль, искусно управляя им.
- Но я не хочу, чтобы люди думали, будто тебя к этому принудили.
Это были очень странные слова, но он не обратил внимания на их
необычность. Он вообще не отличался сметливостью.
- Я настаиваю, чтобы ты подтвердил, что сам желаешь, чтобы наш брак
был заключен в соответствии с еврейскими традициями и по закону Моисея.
И он, подогреваемый нетерпением, желая быстрее покончить с этим делом,
поспешно ответил:
- Конечно же, я заявляю, что я хочу, чтобы наш брак был заключен по
еврейскому обычаю и в соответствии с законом Моисея. Ну, а теперь, где же
раввин? - он услышал звук и заметил дрожание гобелена, маскировавшего дверь
алькова.
- А! Он, наверное, здесь...
Он неожиданно замолк и отпрянул, как от удара, судорожно вскинув руки.
Гобелен откинулся, и оттуда вышел не раввин, которого он ожидал увидеть, а
высокий худой человек, слегка ссутулившийся в плечах, одетый в белую рясу и
черный плащ ордена святого Доминика. Лицо его было спрятано под сенью
черного капюшона. Позади него стояли два мирских брата этого ордена, два
вооруженных служителя Святой Палаты с белыми крестами на черных камзолах.
В ужасе от этого видения, вызванного, казалось, только что
произнесенными им святотатственными словами, дон Родриго несколько
мгновений стоял неподвижно в тупом изумлении, даже не пытаясь осознать
смысл происшедшего. |