|
То был строй длиной в тысячу шагов, а двадцать Царских Колесничих бегом несли Великое Золотое Чрево, сооруженное специально для этого Празднества, обливаясь потом и напрягая все силы для исполнения почетной обязанности, выпавшей на их долю, что было совсем нелегким делом, так как эти воины должны были бежать с паланкином с той же скоростью, что и лошади, запряженные в колесницы и повозки. За ними спешили другие отряды, сменявшие носильщиков на каждой остановке, а по обеим сторонам находилась Его Охрана — те самые ряды нубийцев и сирийцев, вдоль которых Он прошел, выйдя из Тронного Покоя. Позади растянулись длинные ряды свиты для этого первого дня, большое скопление золотых повозок и колесниц с Его военачальниками, Его Принцами и Принцессами, с паланкинами придворных дам и маленьких цариц, Смотрителей Царских Спален, всех знаменосцев и слуг с опахалами, тех, кто нес жезлы и копья всех сорока двух номархов, стоявших теперь в колесницах, которыми управляли их возничие. Сколько украшений было на лошадях! Над их упряжью работали месяцами, их кожаная сбруя играла вышивкой из золотых и серебряных листьев.
Этим первым утром на каждом перекрестке, а также у каждых ворот каждого квартала города все еще горели костры, разожженные прошлой ночью. Перед некоторыми из этих огней Фараон останавливался, вставал в Своем открытом паланкине на плечи Своих колесничих и, возвысившись надо всеми, поднимал раскинутые правую и левую руки, а затем сводил их, покуда кончики их пальцев не соединялись над Его головой, так что Его руки являли круг над Его Двойной Короной. При виде колонны собравшаяся поглазеть на это зрелище толпа кричала от удовольствия, и солнечные блики от широких золотых воротников, украшавших каждого из находившихся рядом с Фараоном, отражались на лицах людей. Слуги взмахивали над головой Усермаатра огромными опахалами из тростника и перьев, когда Он проходил, люди махали Ему букетами цветов, а городские ребятишки мчались вперед, чтобы снова приветствовать Его, пока Его бегуны поливали улицу маслом с цветочной водой, дабы Славный и Великий Бог не вдохнул ничего, что не было бы благовонным. И теперь перед Ним и по сторонам от Него, оттесняя назад толпу, размахивали дубинками нубийцы и сирийцы, выкрикивая на бегу: «Дорогу Божеству! Назад, назад! Идет Единственный!» Часто им приходилось кричать, чтобы быть услышанными, а толпа смеялась над их ломаным выговором и подавалась назад только после ощутимых толчков. «Слушайте мое слово, — кричали сирийцы, — не заставляйте меня пускать в ход палку!» Но рано или поздно им приходилось это делать, и на землю проливалась кровь с разбитой головы, и счастливые люди с расквашейными носами махали свите, поскольку теперь на протяжении будущих лет они могли с гордостью рассказывать о том дне, когда они подошли к Фараону так близко, что были исхлестаны бичом и узрели собственную кровь. На всем их пути из храмов выходили жрецы и зажигали благовония. Барабанщики и арфисты играли для Фараона, когда Он проходил мимо, затем пристраивались позади, и пока процессия следовала через базары, к ней присоединялось все большее число горожан. Тамошние лавки покинули все, кто в них находился. Последним рядам свиты понадобилась половина утра, чтобы пройти по этим кривым улочкам. Усермаатра проследовал мимо плотников, столяров, мебельщиков, изготовителей фанеры, вниз по улице Кузнецов, мимо плавилен, где выплавляли медь и олово, скобяных лавок и мастерских, где изготовляли доспехи из бронзы, вниз по улице Мастеров Благородных Металлов, где взмахом руки Он приветствовал всех, кто знал Искусство работы с Золотом, Серебром и их сплавом, а также их семейства. Кивком Он приветствовал мастеров, стоявших перед лавками сапожников, ткачей и гончаров и сотни их учеников. Ему навстречу неслись возгласы ткачей, изготовлявших шерстяные и льняные ткани, тех, кто трудился в мастерских, где делали нитки и фитили для ламп, Его громко славили по всему Кварталу Ювелиров, где работали с красной и желтой яшмой, сердоликом, малахитом, алебастром, вырезали скарабеев из ляпис-лазури, а также маленьких львов и кошек. |
