С тобой ректор за руку здоровается, поэтому ты и хамишь профессору, доктору наук напропалую». «Какое свинство в соседских отношениях пользоваться служебным положением, — внутренне кипел Игорь. — Еще и угрожает! Мне-то плевать, а остальным может не поздоровиться. Впору заканчивать этот фарс».
— Извините, Семен Иванович, — показушно, рекламно оскалился Игорь.
— Впредь выбирайте выражения, не оскорбляющие достоинства интеллигентного собеседника, — пробурчал Иванцов. — А вы, Савельева, не забывайте о скором возвращении родителей.
Иванцов заметил, как поскучнели молодые люди. Ему самому была неприятна вынужденная выволочка. Но должен же хоть кто-нибудь воспитывать этих нахалов.
— До свидания, — с издевательской учтивостью победителя бросил профессор и направил стопы сорок второго размера к своей двери.
Ответом ему был протестующе-скорый щелчок савельевского замка. Минут десять в квартиру профессора не проникало звуков извне. Иванцов уже примерял на губы довольную улыбку, когда услышал гром беспокойной музыки. Он тяжело вздохнул, достал из ящика стола папку с докладом и принялся мастерить ватные тампоны для затыкания многострадальных своих ушей.
Полковник Измайлов смотрел на лейтенанта Юрьева с сомнением в хитроватом взгляде. Парень просился на пять дней в пригород — помочь матери по хозяйству. Он всегда брал отгулы в счет отпуска весной, летом и осенью. Измайлов никогда не отказывал; знал, каково пожилой женщине грустить у окошка, когда сын близко, но из-за своей суматошной работы месяцами не может к матери вырваться. Кроме того, полковник помнил свой деревенский дом, окруженный благодарно плодоносящим садом. Там он за час-другой сбрасывал с плеч заботы и печали, понавесившиеся на них в суетном, непривычном тогда еще городе. Наверное, потому и не сутулился в свои сорок пять.
Однако кто же мог предположить, что Колю Воробьева подстрелят и он застрянет в больнице до сентября? Кто ожидал, что Алеша Вагапов сломает ногу, поскользнувшись в бассейне? Если отпустить Бориса Юрьева, то в отделе останутся только Сергей Балков и Измайлов. Маловато.
— Виктор Николаевич, — осторожно убеждал тем временем Юрьев начальника, — забор лежит, скотина огород вытопчет, а мама столько на нем горбатилась. Ну я за три дня обернусь. Тихо ведь кругом, жара…
Он был прав. С тех пор как банкиры, купцы и прочие представители обеспеченного населения плотными косяками потянулись на заграничные пляжи, дел поубавилось. Вероятно, киллеры и их будущие жертвы на каникулах предпочитают ставить шезлонги рядышком и учтиво трепаться за экзотическими коктейлями. В родных же пенатах народ тонул по пьяному делу да грабители калечили не вовремя вернувшихся домой дачников. Наверное, продержатся они со спокойным основательным Балковым без Юрьева. Правда, Сергей порядком увяз с трупом из Центрального парка, но тут количество улик и свидетелей вот-вот перерастет в качество результата, и убийц они возьмут. Классика. Так что же делать?
Виктор Николаевич Измайлов пытал суховатыми, с крупными суставами пальцами беспомощную сигарету. Борис Юрьев, совершив дарованное человечностью полковника отступление от субординации, молча ждал решения судьбы материнских овощей.
Если бы полковник Измайлов сказал Борису, что чувствует приближение чего-то скандального и страшного, тот, наверное, не поверил бы. Если бы не позволил отлучиться без объяснений — разрушил бы дух беззаветной самоуверенности, который вдохнул в своих ребят, твердя, что они талантливые сыщики и испепеляющее вдохновение при определенной степени концентрации на расследовании им не чуждо. Наконец Измайлов отбросил истерзанную сигарету.
— Обещаешь за трое суток обернуться? — вяло и недоверчиво уточнил он.
— Так точно, — заверил Борис.
— Будь по-твоему, — решился Измайлов. |