Мастерицы улыбнулись радостно и смущенно от этого обращения к ним общей любимицы, а девочки Ганя и Анютка вспыхнули до ушей.

— Полно, Ольга Леонидовна, какая там работа! Работать должны. Нет работы, и есть будет нечего! — пробурчала Роза Федоровна, которая была сегодня не в духе благодаря флюсу, натянувшему щеку.

— Ну, нет, не скажите. Работы много, и сидят они, верно, по ночам над моими платьями, так как надо сшить их спешно, не правда ли? — снова прозвучал нежный, в самую душу вливающийся голос Бецкой.

Мастерицы молчали, боясь высказаться при «самой», а главное при "страшилище Розке", что действительно над платьями Бецкой они сидят поздно за полночь благодаря необходимости сдать работу в срок. Но и сама хозяйка, и Роза Федоровна строго-настрого запретили своим работницам говорить клиентам о том, что они частенько работают ночью. Это делалось с тою целью, чтобы укрепить за хозяйкой модной мастерской мнение как о гуманной и заботливой представительнице фирмы, не мучающей бессонными ночами своих помощниц.

Пока Ольга Бецкая своим милым голосом обращалась к мастерицам и девочкам, Роза Федоровна, придерживая рукою завязанную черной шелковой косынкой раздутую флюсом щеку, метала на них беспокойный, угрожающий и предостерегающий в одно и то же время взгляд.

— Попробуйте! Попробуйте пожаловаться у меня только! — говорили этим красноречивым взглядом ее бесцветные маленькие, но злобно светящиеся глазки.

А мадам в это время рассыпалась в комплиментах перед Бецкой. О, для нее, для очаровательной мадам Бецкой, для такой великолепной артистки, они готовы, все без исключения, работать, забыв остальных заказчиц, с утра до ночи и с ночи до утра. Только бы угодить мадам Бецкой! Только бы угодить.

— Значит, они все-таки работали по ночам? Неужели никто не скажет мне правду? — вырвалось таким печальным возгласом из груди Бецкой, и такое грустное выражение затуманило на миг ее прекрасные глаза, что Ганино сердце замерло от боли.

Сама не сознавая, что делается с нею, девочка метнулась вперед с широко раскрытыми глазами и, роняя хрустальное блюдечко с булавками, которое держала во время всей примерки в своей крошечной руке, произнесла, захлебываясь, помимо собственной воли:

— Работали! Правда, работали, Ольга Леонидовна! Только до двенадцати часов! Недолго!

Ганя хотела еще что-то прибавить, но гримаса боли исказила ее лицо. А крик замер на детских губках. В ту же минуту Роза Федоровна отдернула руку от локтя девочки, тогда как каменное, бесстрастное лицо ее с некоторым подобием улыбки обратилось к Бецкой:

— Чепуху она порет… Не слушайте ее, Ольга Леонидовна. Такая несуразная девчонка! — и она смущенно смолкла, потому что милые глаза Бецкой внимательно поглядели на нее.

— Нет, Роза Федоровна, девочка говорит правду! — спокойно произнесла артистка. — И напрасно вы обидели ее.

Роза Федоровна побагровела. Она никак не думала, что Бецкая заметила тот щипок, которым она наградила "несуразную девчонку". К тому же несуразная девчонка заливалась сейчас в три ручья, ползая у ног заказчицы и подбирая рассыпанные булавки.

— Перестань реветь, слышишь, а не то… — прошипела закройщица, незаметно наклоняясь к лачущей Гане. Та испуганно вскинула на нее свои затуманенные глаза и с трудом удержала льющиеся из них слезы. В тот же миг легкая, воздушная фигура Бецкой склонилась над нею, а две пахучие нежные руки обвили ее плечи и поставили перед собой.

— Спасибо, что ты сказала мне правду, девочка, надо всегда и всем говорить правду, — своим глубоким голосом произнесла Бецкая и, прежде чем Ганя успела опомниться, мягкие нежные губы ее кумира прижались к ее лбу.

Все как-то разом порозовело в глазах девочки от этого неожиданного счастья; обида, щипок и угрозы страшной Розки были забыты сразу под впечатлением этого поцелуя.