— Не думаю, что чувствую себя настолько лучше, чтобы заняться этим, — усомнилась Аврора.

— Жалеешь, что была близка с Джерри, — спросила Рози. Ей всегда было это интересно.

— Нет, я этим горжусь, — ответила Аврора. — Для этого нужна была храбрость, настоящая храбрость, а я не думаю, что мне довелось сделать много такого, для чего требуется подлинная храбрость.

Она обмакнула палец в чай и облизала его. Это была вновь приобретенная и странная для такой изысканной дамы привычка.

— Какое-то время я жалела, что так поступила, но теперь я рада, что поступила именно так, даже если это и причиняло мне боль.

— Да, но меня волнует другое: буду ли я счастлива, если выйду за Артура Коттона? — прервала ее рассуждения Рози. — Не придется ли мне жалеть об этом всю оставшуюся жизнь? Вот если бы Вилли хотя бы разок позвонил, я бы и не думала о замужестве.

— А ты все так же много думаешь о Вилли? — удивилась Аврора.

— Каждый вечер, каждый вечер, с Артуром я или без него, — призналась Рози. — Я по-настоящему любила Вилли, но не понимала этого, пока не стало слишком поздно.

— Сомневаюсь, чтобы до него дошло, насколько сильно он ранил тебя, — сказала Аврора. — Я думаю, Вилли не почувствовал этого.

— Да, Вилли просто бревно какое-то, — согласилась Рози. — Но это неважно. Что-то такое, что было у Вилли, так трогало меня… понимаешь?

Аврора подумала о похожем на мальчишку Джерри Брукнере, сидящем у своего дома в халате.

— Да, я понимаю, о чем ты, — сказала она.

19

Правило, которое Томми разработал для себя, чтобы выжить в условиях тюрьмы, гласило: никогда не высказывай своего мнения — никакого мнения ни на какую тему. Тюремное общество было словно керосиновое озеро, над которым постоянно нависали пары яростной злобы и ненависти. Если кому-то то или иное мнение казалось неправильным, возникала затаенная обида или же появлялось предубеждение, и это могло воспламенить пары, и тогда человека могло вдруг охватить пламя.

Он и сам знал, что труднее всего скрыть свое презрение. Чья-нибудь тупость время от времени могла заставить его сделать какое-нибудь саркастическое замечание, показать отвращение или, по меньшей мере, холодное пренебрежение. Не удавалось ему полностью скрыть своего презрения к Микки Клебэрну, новому ученику его сокамерника Уилбура.

На взгляд Томми, Микки был именно тем типом южанина, который мог исполнить роль выродка-убийцы в каком-нибудь фильме с мотопилой в руках, а слово «выродок» словно специально было придумано для того, чтобы поточнее описать Микки. На этом Томми и Уилбур сошлись сразу же. Микки настолько далеко ушел от того, что считается простым хамством, и даже от убежденного хамства, что и этот термин не годился для него. Он скорее был гигантской болотной крысой в белой коже. Кроме того что он был такой огромный, он никогда не бывал достаточно чистым, изо рта у него воняло, он был весь в прыщах и постоянно дубасил по чему-нибудь своими кулаками, на костяшках которых были вытатуированы флаги Конфедерации.

Микки Клебэрн, можно сказать, ненавидел всех и вся. Он немедленно возненавидел Томми, потому что тот был образованным человеком, но даже если бы тот не был таким образованным, он ненавидел бы его за то, что тот был горожанином. Микки ненавидел всех городских, хотя и к жителям маленьких городков и поселков относился тоже не то чтобы терпимо. По его мнению, единственное, что было хорошего в маленьких городках — это круглосуточно открытые магазины с кафетериями. Микки любил грабить такие магазины. Еще ему нравилось приставить свой дробовик под подбородок какому-нибудь перепуганному продавцу и минуту-другую смотреть, как тот дрожит от страха, после чего он мог удалиться в лес к своим безопасным болотам, где можно было охотиться на аллигаторов и вонючек.