До того как он открыл для себя этот источник удовольствия — грабежи магазинов в маленьких городках, — он зарабатывал на жизнь ловлей ядовитых змей. Он ловил штук пятьдесят медянок или болотных гадюк, кидал их в бочонок в своем пикапе и отвозил в лабораторию в Луфкине.
Вытатуированные знамена Конфедерации, которыми он обзавелся во время поездки в Тексаркану, все еще кровоточили, когда Микки вышел из себя и, взбесившись, всадил пять пуль в нескольких человек в каком-то баре под названием «7-Одиннадцать». А всё из-за того, что девушка, которая работала в тот вечер в баре, увидев, что он вошел туда с шестизарядным дробовиком, попросила его показать водительские права. Никто из раненых не умер, но Микки Клебэрн вскоре оказался в таком месте, в котором было полным-полно людей, которых он ненавидел больше всего на свете — черных и коричневых — эти шли во главе его списка. Необязательно, чтобы именно в таком месте можно было рассчитывать на какие-то привилегии, даже если у тебя на костяшках кулаков вытатуированы флаги Конфедерации, но Микки и не пытался скрывать свою татуировку. За что он мог бы уважать себя, так это если бы ему представилась возможность погибнуть, сражаясь на стороне южан. Микки и читать-то почти не умел, знал всего несколько слов, но он умел слушать и своим боевым гимном избрал песню Хэнка Вильямса-младшего, которая называлась «Юг еще встанет».
Микки верил каждому слову этой песни и был готов сражаться за ее дух. Причина, по которой он стал учеником Уилбура, невзирая на то обстоятельство, что Уилбур был из крупного города, да еще и образованный, была в том, что Уилбур тоже любил юг и знал его славную историю. Уилбур был просто фанатом Гражданской войны и до того, как попасть в тюрьму, коллекционировал медали. Ему нравилось считать себя крупнейшим специалистом в тюрьме по сражениям Гражданской войны, и он мог часами рассказывать Микки о славных победах всех лихих героев Гражданской войны: Фореста и Борегара, Мосби и Джексона. Томми подозревал, что большинство этих рассказов были выдумками Уилбура, но держал свои подозрения при себе и старался вообще не смотреть на Микки, пока Уилбур рассказывал тому очередной эпизод Гражданской войны. Он знал, что Микки ненавидит его. В налитых кровью глазах Микки была ненависть презираемого человека, никчемного южанина с болот, которых презирали сильнее, чем негров из маленьких городишек, разбросанных на болотах Юга.
Томми не чувствовал, что ему следует слишком детально анализировать характер ненависти к нему Микки. Он где-то слышал, что бешеная собака не нападает на человека, если тот сумеет избежать визуального контакта с ней, и этого же принципа он придерживался по отношению к Микки. Он не смотрел ему в глаза. Если Микки нравилось боготворить Уилбура за то, что тот мог нести околесицу о Гражданской войне и ее сражениях, — ну и что? Томми попросту избегал зажигать спичку, которая могла бы воспламенить керосиновые пары ненависти Микки.
Но как-то раз Томми не сдержался. Однажды на прогулке во дворе Микки рассказывал о своей мечте. У него была одна-единственная мечта, и Томми с Уилбуром слышали о ней довольно часто. Мечта заключалась в том, чтобы убежать из тюрьмы, лесами дойти до штата Айдахо и там поступить в рядовые в Армию арийской нации.
— Это благородно, — сказал Уилбур. — У тебя в порядке голова, Мик. Но только с твоим планом одна загвоздка.
— Какая? — спросил Микки.
— Тебе придется выйти из леса задолго до того, как ты доберешься до Айдахо. Ведь так, Томми?
— Точно, — подтвердил Томми.
— Там, на западе, очень много открытой местности, — сказал Уилбур, — но, правда, тебя могут подбросить на попутке. Если наткнешься на хорошего водителя, он довезет тебя до самого места. Некоторые водители просто здорово сочувствуют арийцам. |