— Тогда я с радостью подчинюсь.

— Мы будем там одни, только мы да смотритель замка и его жена, — добавил он. В этих его словах звучала надежда, что ей это по сердцу, что ей не будет там скучно, что она не будет тосковать или, хуже того, на него злиться.

Она посмотрела на него без улыбки:

— И что?

— Я надеюсь, тебе понравится, — пробормотал он.

— Как будет угодно его величеству, — ровно сказала она, словно напоминая Артуру, что они пока лишь принц и принцесса и никаких прав и никакой власти у них нет.

Он покашлял, чтобы прочистить горло, и провозгласил:

— Сегодня вечером я приду к тебе.

Она взглянула на него взором таким же синим и жестким, как сапфиры, которые обвивали ей шею, и невыразительно промолвила:

— Как пожелаешь.

Вечером, когда он явился, она уже была в постели, и донья Эльвира с каменным лицом — осуждение в каждом жесте — впустила его в опочивальню. Каталина сидя смотрела, как постельничий принца снимает с него накинутый на плечи халат и, поклонившись, выходит, неслышно закрыв за собой дверь.

— Вина? — предложил Артур, побаиваясь про себя, что голос дрожит.

— Нет, спасибо.

Неуверенным шагом, робея, молодой человек подошел к кровати, откинул одеяла и улегся рядом с женой. Она повернулась к нему, и он, покраснев под ее испытующим взглядом, кинулся поскорей гасить свечу, чтобы Каталина не увидела, до чего же ему не по себе. Кровать скрипнула, это Каталина откинулась на спину и повозилась, задирая свою рубашку, чтоб не мешала. Он понял, что он для нее не человек, а вещь, причем вещь не важная, нечто, что нужно перетерпеть, чтобы стать королевой Англии.

Отбросил одеяла, соскочил с кровати и отрывисто сообщил:

— Я здесь не останусь. Я пойду к себе.

— Что?!

— Я здесь не останусь. Мне тут не рады…

— Не рады? Я никогда не говорила, что…

— Да это же очевидно! Один твой вид…

— Здесь темным-темно! Откуда ты знаешь, какой у меня вид? И потом, ты сам выглядишь так, словно тебя пригнали сюда силой!

— Я?! Разве это я послал записку, из которой весь двор узнал, что мне не следует сюда приходить!

Каталина ахнула:

— Я не говорила, что тебе не следует приходить… Мне пришлось сказать им, чтобы они сказали тебе… — и в смущении запнулась, ища слова, — что это мое время… ты должен был знать…

— Твоя дуэнья сказала моему груму, что я не должен к тебе приходить. Как я, по-твоему, после этого себя чувствовал? Как, по-твоему, выглядел перед всеми?

— А как еще я могла тебе об этом сказать? — растерялась она.

— Да сказать мне самому, а не всему свету сразу! — разъярился он.

— Да как я могла! Да разве об этом говорят! Я бы умерла от смущения!

— Ну да, пусть лучше я выгляжу дураком!

Каталина соскользнула с постели, прошла к изножью и встала там, для устойчивости держась за высокий резной столбик балдахина.

— Милорд, я приношу свои извинения, если обидела вас. Я не знаю, как такие вещи делаются здесь, у вас… В будущем я буду вести себя в согласии с вашими пожеланиями…

Он промолчал.

Она ждала.

— Я ухожу, — сказал он и решительно направился к двери звать своего грума.

— Не надо! — почти против своей воли вскричала она.

— Что? — обернулся он.

— Все узнают, — в отчаянии сказала она. — Узнают, что между нами что-то произошло. Ведь ты только что пришел! Если уйдешь сразу, все подумают…

— Нет, здесь я не останусь! — закричал он.