У Каталины взыграла гордость.

— Ты опозоришь нас обоих! Что подумают люди? Что я тебе противна или что ты бессилен?

— Но если и то и другое правда? — Он еще громче забарабанил в дверь.

Она онемела, привалясь спиной к столбику кровати.

— Ваше высочество? — раздалось от дверей, створки распахнулись, и в спальню вошли постельничий принца, пара пажей, а следом еще и донья Эльвира с камеристкой.

Каталина гордо проследовала к окну и встала там спиной к вошедшим. Артур помедлил, взглядом попросив у нее помощи, какого-то знака, что все-таки ему можно не уходить, остаться.

— Какой стыд! — воскликнула донья Эльвира и мимо Артура кинулась прикрыть принцессу, накинуть ей на плечи халат.

Теперь, когда в комнате находилась эта женщина, обнявшая Каталину и взиравшая на него пристально и свирепо, вернуться к жене было уже никак нельзя. Он переступил порог и направился в собственные апартаменты.

Я его не переношу. Я не переношу эту страну. Я не смогу жить здесь до конца моих дней. Как он посмел сказать, что я ему противна! Как вообще он посмел со мной так разговаривать! Он что, спятил, как эти их отвратительные собаки, которые, куда ни глянь, всюду пыхтят, высунув лиловые языки… Он забыл, с кем разговаривает! Он забыл, кто он такой!

До того я на него зла, что хоть бери кривую турецкую саблю да руби ему голову! Дай он себе труд подумать хотя бы минуту, то понял бы, что теперь весь дворец, весь Лондон, а может быть, даже вся страна будет над нами хохотать. Скажут, что я уродина и не умею ублажить мужа.

Я плачу от злости, не от горя. Я прячу лицо в подушку, чтобы никто не услышал и не стал потом говорить, что принцесса плакала, пока не уснула, потому что муж не хочет с ней спать. Мне так тошно, что я давлюсь слезами и злостью.

Некоторое время спустя я перестаю плакать, вытираю лицо, сажусь в кровати. Я принцесса, по рождению и по браку. Я не должна поддаваться. Я сохраню остатки достоинства, пусть даже он его потеряет. Ведь он совсем еще юн, и притом англичанин — откуда ж ему знать, как себя вести? Я думаю о родном доме, вспоминаю, как каменная резьба светится и мерцает, вспоминаю стены из желтого камня, выкрашенные в кремовый цвет. Как бы мне хотелось быть сейчас там!

Было время, в садах гарема я любовалась тем, как отражается в водах пруда большая желтая луна, и как дурочка мечтала поскорей выйти замуж…

Юная чета выехала в Уэльс за несколько дней до Рождества. На людях они общались между собой самым учтивым образом, бывая же наедине, упорно не замечали друг друга. Королева просила, чтобы они задержались хотя бы до Крещения, на все двенадцать святочных деньков, однако миледи матушка короля постановила, что Рождество наследникам должно встречать в Оксфорде, дабы народ поближе увидел своих будущих властителей, а слово матушки короля было закон.

Каталина сидела в паланкине, который немилосердно трясло на заледенелой дороге, и мерзла, несмотря на все свои шали и меха. Мулы хромали на колдобинах и ухабах. Матушка короля запретила ей ехать верхом, из страха, что не дай бог принцесса упадет. Под этим крылась невысказанная надежда, что Каталина беременна. Та ничем этих надежд не подтверждала и не опровергала, а Артур был сама скрытность.

Всю дорогу они ночевали в раздельных комнатах, и так же было в колледже Магдалены, где они разместились, прибыв в Оксфорд. На редкость гостеприимный Оксфорд был наготове развлекать и веселить гостей, однако принц с принцессой были холодны и скучны под стать декабрьской погоде.

Обедали они вместе, восседали за длинным столом лицом к залу, и жители славного города Оксфорда — столько, сколько могла вместить опоясывающая зал галерея, — занимали места, чтобы поглазеть, как принцесса подносит ко рту малюсенькие кусочки пищи и норовит отвернуться от супруга, тогда как он оглядывает зал в поисках собеседников, словно сидит за столом один.