— Ваши права выданы на имя Изабел Калперер. Вы имеете какое-то отношение к Томасу Калпереру?

— Это мой отец.

Полицейский забарабанил ручкой но штрафной книжке.

— Понятно, — протянул он, возвращая мне документы. — Так я и думал. — Вы ехали слишком быстро, мисс. Чтобы такого больше не повторялось.

Я уставилась на свои права. Потом на него.

— А как же...

Полицейский козырнул мне.

— Желаю благополучно добраться до дома, мисс Калперер.

9

СЭМ

Я чувствовал себя генералом. Большую часть ночи я просидел без сна над картами, пытаясь выработать стратегию борьбы с Коулом. Используя в качестве крепости компьютерное кресло Бека, я покачивался вперед-назад и время от времени делал в старом ежедневнике Бека пометки для потенциального диалога с Коулом, а для вдохновения раскладывал пасьянс. Если пасьянс сойдется, я объявлю Коулу правила, которые ему придется соблюдать, если он хочет и дальше жить в этом доме. Если не сойдется, не стану ничего ему говорить и посмотрю, как будут развиваться события. Чем дальше, тем более замысловатые правила я для себя придумывал: если пасьянс сойдется, но на это уйдет больше двух минут, я напишу Коулу записку и приколю к двери его комнаты. Если сойдется и первым выйдет король червей, я позвоню ему с работы и зачитаю список правил.

Между пасьянсами я проговаривал про себя фразы. Должны же где-то найтись слова, которые донесли бы до Коула мое отношение, но не показались бы покровительственными. Слова, которые прозвучали бы вежливо, но непреклонно. Вот только где искать это самое «где-то», я не представлял.

Время от времени я на цыпочках пробирался из кабинета Бека по темному коридору к дверям в гостиную и стоял на пороге, глядя на спящего после приступа Коула, пока не убеждался, что тот дышит. Тогда досада и гнев гнали меня обратно, в кабинет Бека, продолжать строить бесполезные планы.

Глаза уже слезились от усталости, но спать было нельзя. Если проснется Коул, я смогу с ним поговорить. Раз уж у меня только что сошелся пасьянс. А то он проснется, а я не поговорю с ним прямо сразу. Я сам не знал, почему так важно было поговорить с ним именно после того, как он проснется, но тем не менее не мог позволить себе пропустить его пробуждение.

Когда зазвонил телефон, я так вздрогнул, что кресло крутанулось в сторону. Я позволил ему описать полный круг и лишь потом с опаской поднял трубку.

— Алло?

— Сэм, — сказала Изабел сухим отрывистым тоном. — Есть минутка поболтать?

Поболтать. Я люто ненавидел болтать по телефону. Телефон не рассчитан на паузы, молчание, вздохи. Или говоришь — или нет, а для меня это неестественно.

— Да, — ответил я осторожно.

— У меня не было возможности сказать тебе это раньше, — начала Изабел все с теми же резкими, чеканными интонациями сборщика долгов. — Мой отец встречается с конгрессменом на предмет исключения волков из перечня охраняемых видов животных. Так что жди вертолеты и снайперов.

Я ничего не ответил. Это было совершенно не то, что я ожидал от нее услышать. Кресло по инерции снова повело по кругу, и я позволил ему сделать еще один оборот. Глаза резало так, как будто кто-то решил замариновать их прямо в моем черепе. Интересно, Коул проснулся? И вообще, он там дышит? Мне вспомнился маленький мальчик в шерстяной шапочке, загнанный в сугроб волками. А потом подумалось: Грейс, должно быть, сейчас уже совсем далеко.

— Сэм. Ты меня слышал?

— Вертолеты, — сказал я. — Снайперы. Да.

— Представь себе Грейс, застреленную в голову с расстояния в три сотни ярдов, — произнесла она холодно.

Ее слова меня зацепили, но как-то отстраненно, как цепляет чужая, гипотетическая беда, вроде репортажа об очередной трагедии в новостях.