Любопытно, что на пути к Кашлыку ермаковцы для чего-то на целых шесть недель задержались близ устья Тобола и двинулись дальше лишь в сентябре. Можно предположить, что ермаковская рать дожидалась появления белокрылых строгановских кораблей, которые Брюнель собирался построить на Северной Двине и повести из Обской губы к устью Иртыша. Тогда Ермак, не дождавшись Брюнелевой подмоги, был вынужден ускорить покорение Сибири собственными силами. На опального атамана, ищущего царского прощения, это было бы непохоже.

Если Строгановы знали о намерениях Пэта и Джекмана проникнуть к «Катайскому озеру» через Кучумовы владения, то ермаковская дружина получила полную возможность убедиться в том, что англичан постигла неудача.

И все же какой-то европейский корабль прошел морем в устье Оби именно в то время, когда войско Ермака проникло на Иртыш.

Источником этого известия был не кто иной, как Маметкул, Кучумов племянник. Он все время тревожил Ермака набегами, пока не доигрался до беды: был захвачен русской дружиной в плен и отправлен в Москву. Едва ли пленник скрыл от Ермака весть, которую он вскоре передал в столице Еремею Горсею.

Маметкул рассказал, что всего «года два назад» он захватил иноземный корабль с пушками, порохом и всякими припасами. Корабельщики, по его словам, «ехали по реке Оби искать пути в Китай через северо-восток». Кучумов племянник, разумеется, не мог знать ни о плавании Пэта и Джекмана, ни о сборах Оливье Брюнеля. Он лишь сообщал о факте, совершившемся событии.

Бывалые русские мореходы с Печоры тоже передавали весть о гибели европейского корабля, пришедшего морем к устью Оби. Они считали, что судно было английское, но вряд ли печорцы могли тогда отличить англичан от голландцев, нанятых Брюнелем для его «китайского» путешествия. О трагическом событии печорцы рассказывали Антону Маршу, служащему Английской компании.

Вполне возможно, что Ермак пытался проверить тревожную новость, сообщенную Маметкулом. Известно, в частности, что ермаковец Богдан Брязга ранней весною 1583 года поспешно, даже не дождавшись вскрытия реки, устремился на Север, к иртышскому устью и к Оби.

По некоторым свидетельствам, во время этих скитаний Богдан Брязга собирал ясак (дань) с покоренных татар, воевал еще не покоренных и, между прочим, занимался поисками драгоценного остяцкого идола — «Золотой Бабы», — еще с XV века волновавшего воображение иноземных путешественников. Возможность обладания золотой статуей и собранными вокруг нее богатствами, принесенными в жертву за долгие годы, манила многих. Но Брязга мог также искать и следы иноземного корабля, погибшего на Севере. По разведанной Брязгой дороге вскоре отправился и сам Ермак. Он дошел до Казыма. Лишь 300–400 верст отделяли его от Обской губы. И это тогда, когда «царское прощение» в виде панциря с золотым орлом уже было получено Ермаком из рук его посла Ивана Кольцо!

ДЕЯТЕЛЬ ВЕЛИКОЙ ДЕРЖАВЫ

…В последние годы жизни Ермаку пришлось без чьей-либо помощи познавать неизведанные земли Сибири и Средней Азии. Он заботился о безопасности движения караванов из Бухары по новой для русских дороге, которая, начинаясь в верховьях Ишима, направлялась к горам Улутау, шла к реке Сарысу и городу Туркестану, пересекала Сырдарью и выходила к Бухаре. В Ташкенте же начинался караванный путь в Кашгар — город Восточного Туркестана. Охранять эти пути от набегов татар Ермак считал своим долгом.

На Севере участок дороги примыкал к реке Вагай. Близ ее устья были «прокопы» — каналы, устройство которых приписывалось самому Ермаку. Здесь он и погиб, когда, спасаясь от коварного набега Кучума, бросился в реку.

Кучум пережил своего могучего соперника. Жалкий, полуослепший «сибирский салтан» метался, как загнанный зверь, то в камышах Кургальджина — казахского озера, обители розовых фламинго, то по степным просторам Барабы, то на песчаном прибрежье Зайсана.