Прошел бы бандит его, как нож масло. Но я придал Долме ускорение. Подставил ногу. Здоровяк дернулся, споткнулся, удержался на ногах, только согнувшись. Тут я ему засветил ногой в солнечное сплетение. А потом кулаком с размаху по физиономии.

Весил он килограмм сто. Всеми этими стами килограммами он и шарахнулся оземь. Арнольд, которому Долма проехался по ребрам, в обиде с размаху вдарил ему ногой по почкам, навалился на спину коленом. Мы завели руки за спину. Щелк наручники.

Тут братаны поняли, что ихних бьют. И кинулись на выручку.

И началось. У одного в руке была резиновая дубинка. Успел увернуться и встретил ее обладателя прямым удароом в пятак. Потом добил в челюсть, и он улегся надолго.

Князю врезали по лицу, и он улетел куда-то. Арнольд подпрыгнул и врезал каблуком в спину очередному "быку", отчего тот взревел.

- Стоять, милиция! - крикнул я, добивая коленом в брюхо "быка".

Откуда-то высыпали еще человека четыре - шантрапа помойная.

- Бей сук! - послышался вопль.

Я увернулся от полетевшей в меня бутылки пива. Толпа с диким воплем и визгом отхлынула, когда Арнольд опустошил в нее часть баллончика "черемухи".

И все это под какой-то забойный хит какой-то эстрадной крысы.

- Бей козлов! - снова заорал татуированный живчик.

Тут я его и достал прямым ударом. Зубы нынче дороги. А ему вставлять нужно будет не меньше трех. Он заглох надолго.

На периферии пляска продолжалась, будто ничего не происходило.

Тут и влетели омоновцы. И началась ночь потехи - маски-шоу.

- Кого? - подлетел ко мне капитан-омоновец.

Мне оставалось только указывать пальцем, и дубинки гуляли по ребрам. Теперь уже мало кто сопротивлялся. Наконец диск-жокей додумался вырубить музыку.

- Милиция, - крикнул Галицын, взяв микрофон. - Всем оставаться на своих местах.

- Позаботьтесь, - сказал я, ударив по ребрам распростертого Долму. - Он шустрый.

- Сейчас, - омоновец с треском врезал дубинкой, и Долма заорал раненым вымирающим мамонтом. Пробрало убивца недосаженного до печенок - в буквальном смысле.

Я бросился на нижний ярус. Там была курилка - просторное помещение с креслами, оттуда вели двери в сортиры. В зарослях за пальмами в кадках валялись и пыхтели, не обращая внимания на происходящее, двое сладострастцев.

- Шабаш, голубки, оргазм пришел! - Омоновец с чмоканьем влепил дубинкой по наполовину оголенной заднице и услышал ответный вскрик.

Теперь - сортир. Наркоманский загон.

Там уже были Асеев с омоновцем. На полу валялся негритос и часто дышал. У стен стояли двое полностью обдолбанных пацанов. Еще один пускал пузыри, сидя на полу в нечистотах, - встать он не мог, на его лице было нарисовано счастье.

- Сука, несколько пакетов сбросил, - Асеев плюнул на негритоса, а омоновец дал черному другу человека дубинкой по шее.

- А это кто? - спросил я, глядя на еще одного, обнявшего унитаз.

- Ему нравится, - сказал омоновец.

Пацан всхрипнул. Рядом с ним валялся шприц.

- Сильно улетел, - сказал омоновец, примерившись врезать ему ботинком.

- Стой! - прикрикнул я. - Вот черт! "Скорую"! Асеев взял парня за длинные волосы, оторвал от унитаза.

Посмотрел в стекленеющие глаза, на наливающееся синью лицо.

- Героин порченый, - сказал я.

- Он самый, - кивнул Асеев.

* * *

Ночь. Тусклая лампа светит. А ты стоишь и видишь перед собой оскаленные рожи, у которых одно желание - тебя растерзать... Да, так и было.

После строительного института один год я отслужил в стройбате сержантом, потом закончил офицерские курсы. Помню солдатские свои времена. Нас в роте было трое русских, остальные - дети степей и гор, притом многие с уголовным прошлым. Естественно, трое русаков подлежали опусканию, издевательствам.