Едва лишь Норман собрался перейти улицу, как из‑за угла вывернул грузовик. Норман с отвращением попятился.

Он не имел ничего против легковых автомобилей – куда от них денешься в нашем пропахшем бензином мире? – однако грузовики, рычащие громады, внушали ему чуть ли не суеверный страх.

Он огляделся по сторонам и заметил позади себя студентку, которая то ли опоздала на богослужение, то ли вообще пренебрегла им. Присмотревшись, он понял, что видит миссис Карр, и решил подождать ее.

Ошибка его была вполне простительной. Несмотря на свои семьдесят лет, седовласая деканша женского отделения сумела сохранить девическую стройность фигуры.

Походка у нее была изящная, почти летящая. Только приглядевшись, можно было различить на ее лице многочисленные морщины. В поведении миссис Карр не было ни свойственного молодым девушкам жеманства, ни подчеркнуто сексуального внимания к мужчинам; однако мнилось, что она жадно поглощает юность и свежесть, впитывает их всеми порами своего тела.

Похоже, подумалось Норману, среди преподавателей Хемпнелла процветает культ юности, особая форма великого американского культа юности, родственное вампиризму наслаждение молодостью…

Приветствие миссис Карр прервало нить его размышлений.

– Как поживает Тэнси? – спросила деканша. В голосе ее слышалась такая забота, что Норман даже удивился: ему всегда казалось, что миссис Карр не сильно интересуется личной жизнью профессорского состава. Хотя на то она и деканша женского отделения, чтобы справляться о здоровье женщин.

– Нам так не хватало ее на последней встрече преподавательских жен, – продолжала между тем миссис Карр. – Сколько же в ней веселья! А оно нам сегодня просто необходимо.

Солнце отражалось в толстых стеклах ее очков над румяными, словно спелое яблоко, щеками. Она положила руку на локоть Нормана.

– Хемпнелл ценит Тэнси, профессор Сейлор.

«Еще бы вам ее не ценить!»– чуть не сорвалось у Норманас языка.

– Мне кажется, заслуженно, – отозвался он вежливо, мысленно усмехнувшись. Десять лет назад миссис Карр была активисткой клуба «Эти Сейлоры разлагают молодежь».

Миссис Карр звонко рассмеялась.

– Мне нужно спешить на конференцию, – проговорила она. – Но помните, профессор Сейлор, что Хемпнелл ценит и вас тоже.

Он поглядел ей вслед, размышляя, не означает ли последняя фраза, что его надежды занять вакантную должность на кафедре социологии близки к осуществлению.

Потом пересек улицу и направился к Мортон‑холлу.

Едва Норман вошел в свой кабинет, зазвонил стоявший на столе телефон. Норман снял трубку и услышал голос Томпсона, ответственного за связи с общественностью. Это был, пожалуй, единственный административный пост, который не сочли возможным доверить кому‑нибудь из профессоров.

Томпсон поздоровался в своей обычной манере – тепло, даже несколько чересчур. Норман в который уже раз поймал себя на мысли, что его коллега был бы куда счастливее, торгуя, скажем, мылом или косметикой. Потребовалась бы процедура психоанализа, чтобы выявить, что заставляет Томпсона цепляться за академический мир. Впрочем, он не одинок в своем влечении.

– У меня к вам деликатное дельце, – сказал Томпсон.

Иногда у Нормана складывалось впечатление, что тот коллекционирует трудности такого рода. – Только что мне звонил один из членов опекунского совета. До него дошли весьма странные слухи – откуда именно, он не пожелал сообщить – относительно вас и миссис Сейлор. Будто бы на рождественских каникулах вы, будучи в Нью‑Йорке, побывали на вечеринке, которую устраивали знаменитые, но известные своей… гм… веселостью актеры.

Знаете, по‑моему, это не очень‑то правдоподобно. Якобы вы кутили ночь напролет, а потом был импровизированный спектакль в ночном баре и что‑то связанное с академической мантией и… э‑э… некой стриптизеркой.