Покидая Школу, я имела за душой диплом, двадцать кладней подъемных и лошадь, которая давалась в рассрочку.
– Лошадь без стажировки не получишь,–мстительно отрезал Учитель, верно рассчитав ход моих мыслей.– За нее казенные деньги плачены. Левитируй на метле, как последняя ведьма!
– Но это моя лошадь! – запротестовала я. Новую лошадь мне выделили год назад взамен сгинувшей в болотах Ромашки. Мышасто‑серая Белка особыми достоинствами не блистала, но все лучше, чем ничего.
– Лошадь принадлежит Школе и дана тебе во временное пользование, заметь, временное !Ну подумай, чем плоха придворная жизнь? Почет, непыльная работенка, высокая зарплата, трехкомнатные покои по соседству с королевской опочивальней. Пройдешь стажировку и через каких‑нибудь два года выкупишь свою Белку, а пока можешь...
– Два года спать по соседству с королем?! А вдруг он повадится стучать в мою дверь по ночам?
– А ты не открывай,– серьезно посоветовал Учитель.– Постучит‑постучит и уйдет.
– Уйдет он, как же! Разве что за стражниками с тараном!
Я негодовала по вполне понятной причине. Третьим бедствием Белории после традиционных дураков и дорог был ее король Наум, взошедший на трон каких‑то семь лет назад и за это время успевший снискать редкостную нелюбовь всего белорского народа. Народ Науму, на его счастье, попался удивительно терпеливый и снисходительный, относясь ко всем проискам монарха как к неизбежному злу. В любом другом королевстве его давно бы отравили или, на худой конец, с позором выкинули из дворца. Едва утвердившись на троне, Наум начал свою трудовую биографию нападением на соседнее королевство – Винессу. Там ему тем более не обрадовались и дали достойный отпор. Откупившись солидным куском пограничных земель, Наум пригорюнился и повысил налоги, чтобы компенсировать потерю доходов от медных рудников (отошедших к Винессе вместе с землями). Простой люд, которому, в общем‑то, все равно на кого пахать, сравнил прожиточный минимум Белории и Винессы, склонился в пользу последней и, сложив на телеги нехитрый скарб, начал потихоньку эмигрировать в Винессу, благо места тем теперь хватало.
Король торопливо понизил налоги, но стало еще хуже – не зная, чего ожидать от непредсказуемого монарха и по привычке ожидая худшего, селяне повалили в Винессу целыми толпами. Экономика зашаталась, но, на счастье Наума, Стармин наводнили беженцы из Атрии, небольшого северного королевства, где на троне восседал не менее бестолковый самодержец. Не успели они обжиться на новом месте, как уверовавший в себя Наум снова повысил налоги, и беженцы незамедлительно последовали за коренным населением. Помимо того, Наум ввел денежную реформу (вдвое обесценившую белорский кладень), принял закон о храмовых землях (с благословения Всерадетеля, главного священнослужителя Белории, Науму объявили всеобщую анафему, провозглашаемую трижды в день во всех храмах), ввел и сразу отменил право первой брачной ночи (из‑за катастрофического роста венерических заболеваний), измыслил дополнительный налог на лошадей (несчастных животных охватила эпидемия), а также совершил множество прочих, не менее славных деяний, повергших светлые умы Стармина в глубокое уныние.
Я красочно изложила Учителю честное мнение о работодателе и тут же испытала на себе все прелести психосоматической блокады. Я пальцем не могла шевельнуть, а Учитель бегал по комнате, возмущенно развевая бородой, и воздевал руки к потолку, словно призывая Высший Разум полюбоваться моей глупостью, – дескать, не может быть для магички большего счастья, чем обретаться при дворе и исполнять королевские прихоти.
– Когда ты доживешь до моих лет, то поймешь, что я желал тебе только добра!
– А если не доживу? – Мне потребовалось всего несколько секунд на деактивацию заклинания, чего Учитель никак не ожидал: осекся на полуслове и недоуменно повернулся ко мне. |