«С кем это я тут брожу? – подумал Калокир. – Человек она или нежить?»

Малфрида же шла дальше. Теперь она повернула от побережья вглубь острова. Вокруг поднимался темный бор, но ведьма хорошо видела во мраке, в отличие от ромея, то и дело оступавшегося и налетавшего на кусты. Один раз он споткнулся о торчащий из земли валун, охнул, заскакал на одной ноге, морщась от боли. Его мягкие сафьяновые сапожки совсем промокли, подол обшитой парчой далматики истрепался, а когда он зацепился за сук, ткань затрещала, разрываясь. Но отстать от чародейки Калокир не решался. Пусть и было в ведьме нечто пугающее, но без нее он чувствовал себя дитем заблудившимся. Хотел попросить ее вернуться, но сдержался. Хотя и сожалел в душе, что не было с ним никакого оружия: он ведь от капища к ней пришел, а туда с оружием не допускали. По пути ромей подобрал какой-то сук, чтобы в руке было хоть что-то, чем себя защитить. Однако сук вдруг стал извиваться, зашипел гадюкой. Калокир не смог сдержать возгласа, отбросил прочь. А Малфриде все нипочем – смеется себе, и только.

– Хорошо я работу свою сделала, – сказала вдруг ведьма. – Если такой хоробр, как ты, верещит, то других эти страхи вовсе прочь погонят.

Калокир решил впредь крепиться и голоса не подавать.

Когда они вышли из леса на открытое пространство в глубине острова, ромей увидел отдаленные курганы с каменными истуканами на вершинах да серебрящийся под луной ковыль.

– Тут вроде никого нет, – озираясь, сказал Калокир.

– А разве не видишь ту девочку, что на нас смотрит?

– Какая девочка, ради всего… Ну да, вижу. Откуда она здесь?

В лунном сиянии он и в самом деле разглядел ребенка, стоящего у них на пути. Неподвижного, только выпуклые глаза двигаются, следя за ними, да поблескивают в улыбке зубы. Дети так не улыбаются, и язык… длинный, черный, то и дело облизывающий губы… Нехорошо…

– Потерчонок это. Дитя, которое мать задавила в голодный год, чтобы на один лишний рот в семье меньше стало. Видимо, тут и закопала ее. А теперь она бродит.

Калокиру неприятно было смотреть на несчастного ребенка. И еще более неприятно видеть, как из-под каменного истукана на холме выползла чья-то длинная рука и принялась шарить по ковылю, б