Когда Костя открыл дверь, он буквально влетел в стекло, однако зеркало не дрогнуло, не пошатнулось, будто было из камня и вросло в пол. Я не видела, что же именно происходило там, перед зеркалом, только Костя начал кричать так отчаянно, будто его прямо сейчас разрывали на части. Он прижимался к стеклу, дергал руками, словно пытался вырваться, но не выходило.

— Убери его. Убери. Убери его, — почти визжал Костя.

В этот момент я ему сочувствовала, но не больше, чем показанной по телевизору антилопе, за которой гонится львиный прайд. В такие моменты съемочная группа никогда не вмешивается, позволяя природе жить по своим собственным законам.

Я решила, что в этот раз мне стоит присоединиться к "съемочной группе", и пусть все идет как идет. Не я начала эту историю, не я имела глупость прогневать духа с той стороны своим наглым обманом. Просто пришло время отвечать.

И как ни мерзко мне было стать, пусть и косвенно, причиной смерти другого человека, однако лучше если его заберет дух, чем Костя снова будет отнимать жизни направо и налево.

Костя вырывался еще несколько минут, молил о пощаде, обещал мне все богатства земные, если только спасу его. Но мне это было совершенно безразлично. Хотелось только, чтобы все быстрей закончилось, и чтобы Катя не проснулась не вовремя и не увидела всех этих ужасов.

А потом все внезапно стихло и Кости просто не стало. Он исчез. И в этот же момент в квартиру ворвался на всех парах перепуганный до полусмерти Кирилл. Разумеется, со всего маху врезался в зеркало и, конечно же, опрокинул его. Стекло тут же разлетелось вдребезги. Самое обычное стекло, безо всякой там чертовщины.

— Софья. Цела, — воскликнул муж и тут же подхватил меня на руки, прижимая к себе как что-то самое драгоценное в своей жизни.

Я рассмеялась от радости и облегчения.

— Да цела я, цела. Все в порядке. Полном.

Кирилл быстро поцеловал меня и спросил:

— А Стахович? Где этот ублюдок?

Хороший вопрос. Очень.

— Ты знаешь… В общем, его никто не найдет. Никто и никогда.

Этого объяснения Кириллу хватило с лихвой. Он убедился, что я живая, здоровая и больше мужа уже ничего не интересовало. Просто вцепился в меня намертво и беспрестанно целовал.

— Софья, как же я за вас испугался. Думал, сердце остановится. Родная моя.

— Да ничего бы со мной и с Катей не случилось, — фыркнула я, пытаясь вывернуться из объятий.

Кирилл вздохнул тяжело и произнес:

— Не только с тобой и с Катей. Еще и с маленьким. С нашим ребенком.

У меня дыхание перехватило.

— Ре… Ребенком? Каким еще ребенком? Ты о чем?

Ну, не бывает же, что с первого же раза… Я ведь не настолько "везучая"? Или настолько?

— Да еще и месяца не прошло, — начала я отчаянно отбиваться от новости. Я не могу уже ждать ребенка. — С чего ты вообще взял? Да вряд ли ты вообще можешь что-то толком знать о беременности. Мужчины в таких вещах вообще ничего не понимают.

Кирилл тяжело вздохнул и все-таки отстранился.

— Мужчины-то, конечно, ничего не понимают. Вот только мне Анна Георгиевна сказала. Кажется, она-то человек сведущий.

Так вот к чему была вся та чушь, которую моя мать недавно несла. А я не поняла, что она говорит о моем положении… Потому что мне и в голову не могло прийти такое.

И вот тут мне стало дурно. По-настоящему дурно. Вот при виде Костика я не испугалась даже толком, а узнав о собственной беременности просто отключилась.

— Вот же дубинушка наросла, прости господи, — причитала надо мной мать. — Кирилл, ну вот кто так, скажи на милость, сообщает жене о беременности.