Мы так долго жили с чувством страха перед испанцами, что без этого чувства наша жизнь внезапно показалась пустой, и, хотя я захотела завести дневник, записывать было почти нечего. Неделями приходили сообщения о том, что случилось с Армадой. Корабли постоянно выносило на берег, команды их страдали от голода; многие утонули; некоторые достигли берегов Шотландии и Ирландии, и поговаривали, что их приняли так негостеприимно, что для них лучше было бы утонуть. Мой отец бурно выражал свое одобрение.

— Ей-Богу, — вскричал он, — если кто-нибудь из этих чертовых донов высадится на Девон, я распорю ему глотку от уха до уха!

Матушка возразила:

— Вы победили их, разве этого недостаточно?

— Нет, мадам! — воскликнул он. — Этого недостаточно, и нет участи слишком ужасной для этих испанцев, которые посмеют попытаться покорить нас!

Итак, все шло своим чередом. Люди приходили в дом, и мы их развлекали. За столом говорили только об испанцах, гнусном человеке в Эскориале, который мечтал быть хозяином мира и теперь был побежден таким образом, что никогда не сможет подняться вновь. А как все смеялись, когда услышали о том, в каком гневе были оставшиеся дома, которые спрашивали, почему Армада, стоившая им таких денег, не вернулась? Почему герцог Медины Сидония, который хвастался, что победит англичан, не вернулся домой для чествования? Что случилось с могущественной Армадой? Может быть, она была настолько чиста и свята и слишком хороша для этой земли, что была унесена на небо?

— Унесена к дьяволу! — кричал мой отец, грохнув своим кулачищем по столу.

Затем он рассказывал про бой, в котором участвовал, и все слушали внимательно, а Карлос и Жако согласно кивали, так все и шло.

Я не хотела писать об этом в дневнике: об этом все знали, это происходило в тысячах домов по всей Англии.

— Как дела с дневником? — спросила меня матушка.

— Ничего не происходит, — ответила я. — Нечего записывать! С тобой вот так много всего происходило! — добавила я с завистью.

— Тогда все было по-другому. Лицо ее омрачилось, и я поняла, что она подумала о днях своей молодости. Она сказала:

— Дорогая моя Линнет, я надеюсь, тебе никогда не придется записывать ничего, кроме счастливых событий!

— Это же будет скучно? — спросила я. Тогда она засмеялась и обняла меня.

— В таком случае, я надеюсь, твой дневник будет очень скучным.

Казалось, действительно так и будет, и поэтому я забыла о дневнике, и только когда корабль «Пассаты» вошел в Саунд, я вспомнила и стала записывать регулярно.

***

«Пассаты» был построен в стиле больших венецианских кораблей, с четырьмя мачтами, фок-мачтой, грот-мачтой, бизань-мачтой и небольшой мачтой на полуюте-бонавентуре.

Отец, всегда беспокойный на суше, а сейчас, казалось, не стремящийся уйти в море, постоянно наблюдал за судами, которые приходили и уходили. Я была с ним на мысе, когда показался корабль. Раздался крик — и все взоры устремились к нему.

Отец сказал:

— Этот карак выглядит как торговое судно. Говорил он презрительно. Раньше он торговал всевозможными товарами и в свои лучшие годы привозил домой большие грузы из Испании. Матушка часто говорила ему, что он был настоящим пиратом.

— Какое торговое судно? — спросила я его.

— Например, голландское, — сказал он.