Первыми ее заметили бабы у колодца: смотрели на простоволосую растрепанную боярыню в измызганном светлом платье, дивились ее отсутствующему взгляду. Она прошла мимо, будто и не заметив их. Но бабы засуетились, послали самую молодую сообщить о боярыне, которую с самого утра челядь разыскивает. Вот ее скоро и нагнал один из прислужников на пегой кобылке, стал уговаривать вернуться с ним в терем, упреждал, что ключница Липиха уж больно лютует из за ее пропажи, обещает Свенельду на жену его пожаловаться.

Малфутка с трудом понимала, о чем речь. Но имя любимого мужа заставило ее очнуться. Послушно забралась на лошадь, сидела, будто подремывая, пока он вел под уздцы кобылку вверх по склону.

– Вы часом не захворали, боярыня? Вся ведь вымокла до ниточки, а жаром от вас так и пышет.

Она молчала, сама не понимая, что с ней приключилось. Да и не приснилось ли ей все это? Домовой, кутиха, дворовой с перепончатыми ушами?

Дворня с интересом смотрела на нее, она слышала их речи:

– Чего это с ней?

– Батюшки, а вымазалась то как! По земле, что ли, каталась?

Малфутке же было смешно. Опустила голову, скрывая за рассыпавшимися кудрями улыбку, даже не глянула, кто накинул на нее теплую шаль, повел заботливо.

В ее горнице засуетились прислужницы, бабка Годоня приказала кому то принести лохань с теплой водой, сама мыла боярыню, вытирала насухо, одела в чистую полотняную рубаху. А сама все поглядывала на нее пытливо и серьезно. Вроде как обычное бабье любопытство, но Малфутка заметила, что в маленьких глазах горбуньи таится некая довольная хитринка. Да и вообще Годоня выглядела как то необычно: шустро бегала, суетилась, едва не подпрыгивала от усердия. Ничто не напоминало о ее старческой слабости, казалось, силы так и рвутся наружу.

– Это все от грозы, сами небось понимаете то, – как будто угадав ее мысли, произнесла старуха.

Малфутка промолчала. Но опять появилось ощущение, что они с этой горбатой приживалкой имеют какие то общие тайны, что то связывающее их.

Когда принесли еду, Малфутка внезапно ощутила, до чего голодна. Залпом выпила крынку жирного, еще теплого молока, рвала руками зажаренную на вертеле курицу, вареники с творогом щедро полила сметаной. Почти управилась с миской, когда на лестнице раздались тяжелые шаги, послышался визгливый голос Липихи.

Ключница вошла важно, на толстом лице потаенный гнев. Но в кои то веки Малфутка не сжалась при ее появлении, спокойно смотрела на подбоченившуюся в проеме двери Липиху, облизывая остатки сметаны с ложки.

– С чем явилась ко мне?

У той даже задрожали толстые щеки, лицо побагровело.

– Она еще и спрашивает!.. Шлялась всю ночь, как волочайка , пришла такая, как в кустах ее изваляли, и еще и ответа требует. Нет, видят боги, что навели порчу на нашего боярина, раз он такую, как ты, недостойная, в супружницы взял. Его прежняя боярыня была пава павой, а эта… И как ты себя с княгиней повела, что та умчалась в ночь, будто изгнали? Другая бы в ножки пресветлой княгине падала, только бы удержать да гостеприимство оказать, ревела бы белугой, только бы услужить, а она даже не кликнула назад с порога. Вот пожалуюсь на тебя, бесстыдницу, Свенельду, расскажу все – уж он то тебя вожжами отстегает!

Ключница никак не могла остановиться в своем гневе, говорила еще и еще, не смущаясь ни толпившихся сзади слуг, ни того, что честит при них боярыню. Малфутка же оставалась спокойной, на ключницу и не глядела, а взяла на колени котенка Морока и играла с ним. Но вот она подняла на Липиху свои огромные черные глаза, – взгляд такой, что и камень прожжет.