– Не хочу, чтоб она ложилась слишком рано, – шёпотом объяснила она Анюте, пока Лёлька на два голоса болтала вместо огромного медведя, сияющего нежным атласом новенького плюша, и толстощёкой куклы в бальном платье. Заглядевшись, как внучка прислонилась щекой к медведю, улыбаясь во весь ротишко, мать не выдержала и присела на ковёр рядом, обнимая малышку.

Отец вышел на балкон, где и закурил – по старой привычке дымить после ужина. Анюта постояла постояла возле обеденного стола, собираясь с мыслями, и принялась переносить тарелки со стола в кухню, в раковину. Пора снова привыкать к родительскому дому и его порядкам.

Когда она отжала губку и положила её на нижней полке старенькой сушилки, в кухню зашла мама.

– Мам, а Ленка где? – спросила Анюта о младшей сестре.

– На неделю уехала к крёстной, – ответила та. – Заканчивай с посудой. Лёльку я уложила. Пора поговорить.

Чувствуя себя напроказившим ребёнком в ожидании наказания, Анюта поплелась за матерью в большую комнату. Здесь, сидя на диване, уже дожидался их отец – заметно погрузневший, но не толстый мужчина, одетый в домашний трикотаж: мягкие штаны и кофту. Большой и уютный – совсем не тот жёлчный господин, всегда в костюме с иголочки, каким был свёкор, которого Анюта так и не привыкла считать родным человеком, а Лёлька так и не смогла назвать дедушкой. Мама села рядом, кивнув Анюте на стул (та вздохнула: точно – наказанный ребёнок), привычно строгая, но в лёгком цветастом платье.

Будто угадав её мысли, мать спокойно заметила:

– Но говорить мы будем с тобой, как со взрослой. Поэтому… Пожалуйста, не только выслушай, но и прими.

– Нет, ты можешь жить и дальше, как тебе вздумается, – добавил отец. – Но, если ты прислушаешься к нашим словам, твоя жизнь будет иной.

«Вам хорошо так говорить, – сумрачно подумала Анюта. – Это не у вас всё плохо в жизни. Это не вы бездомные и безработные… Это не у вас маленькая дочка, которую надо кормить и одевать. Вы то своё активное время прожили и не знаете, что такое безработица! – А передохнув от горестного сравнительного перечисления, совсем мрачно заметила: – И не у вас такая легкомысленная упрямая голова, которая никого не слушает!»

– Начнём с обидного, – сказала мать, задумчиво поправляя подол платья на колене. – Мы тебя предупреждали по поводу Викентия и оказались правы.

– Да, – согласилась Анюта, понурившись.

– Мы предупреждали, что он слабохарактерный и что в его доме всем заправляют его мать и отец. Мы понимаем, что ты была сильно влюблена в него. Внешность мужчины для женщины многое значит.

Анюта всё таки чуть не огрызнулась: что сейчас говорить об этом?! Было – и прошло! Зачем они растравляют старые раны?! Она уже и сама всё поняла!

– Это была прелюдия, – спокойно сказал отец, скользнув взглядом по её руке, сжавшейся в кулачок. – Теперь проза жизни. Мы не собираемся тебя содержать. Внучку – пожалуйста. Но не тебя.

– Что? – вырвалось у Анюты.

– У нас к тебе деловое предложение, – тоже спокойно сказала мать, словно не расслышав её вопроса. – С работой плохо и в нашем городе. Поэтому… – Она вдруг вздохнула, и Анюта насторожилась. – Два варианта. Ты ищешь работу, чтобы не сидеть на нашей шее. Если не находишь, то соглашаешься на наши условия. Второй вариант. Если с тем, что мы для тебя придумали, не выйдет, мы согласны некоторое время содержать тебя, пока ты не найдёшь работу вообще.