|
— Твоя мать говорила, что перед тобой всегда будут две дорога, одна из которых приведет к славе, а вторая — к позору. Ты всегда должен двигаться вперед, всегда делать выбор. Я чувствую вкус воздуха на этой тропе. И он отдает вонью позора! — Пусть так, — ответил Гэн. — Тогда самое худшее, что может случиться, — моя гибель. Такие, как я, не могут жить в позоре. Стиснув перед собой кулаки, Сайла бросилась к этой паре. Это было до смешного нелепое оружие против двух резко повернувшихся к ней мужчин. Их лица вдруг стали тревожными. Сайла клокотала от ярости. — Разве смерть — единственное, в чем вы разбираетесь? Вы измеряете жизнь тем, как уходите из нее? Меня тошнит от вас! Слышать ничего больше не желаю о славе или позоре! Ты будешь жить. Ради сына и жены, даже если потеряешь все остальное! А ты, Эмсо! Ты сошел с ума? Ты нужен Гэну Мондэрку. Возможно, в глубине души ты никогда и не воспримешь меня, но никогда не соединяй имя этого человека с позором. Пока ты рядом с ним, ничто не опорочит его честь! Когда она закончила, Гэн уже улыбался, а Эмсо заметно побледнел. Мондэрк попытался заговорить, его заглушил седой воин, который будто не заметил, что Гэн хотел что-то сказать. Его речь была неестественно пронзительной, слова торопливо срывались с губ. — Ты права. У него своя судьба. И это и моя судьба. Что бы ни случилось, никто не смеет усомниться в моей преданности. Это известно всем. Особенно тебе, Жрица Роз. — Я причинила тебе боль, — ответила Сайла. — Я этого не хотела. Когда-нибудь ты поймешь, что я была права. Эмсо покачал головой. Он повернулся к Гэну. — Я ухожу. Но прежде чем уйти, я скажу тебе слова, которые ты не должен забывать. Первое — колдовство. Второе — ведьма. А чем иным является Слезы Нефрита? Чем иным является Жрец Луны? Спроси себя, почему такие странные силы восстают против нас? Почему сейчас? Помни, только ты можешь выбрать свой путь. Эмсо ушел. Он быстро вышел в дверь, и пламя освещавшего выход факела заколебалось. Повисло тягостное молчание, и все быстро разошлись. Первым откланялся Леклерк. Налатан вызвался проводить его, и Леклерк с радостью принял предложение. Когда они вышли из комнаты, Леклерк спросил, посмотрев в лицо своего более высокого спутника: — Ты веришь всей этой болтовне о колдовстве и ведьмах? — Длинный коридор был освещен редкими свечами. В их неровном свете казалось, что вопрос повис в воздухе. Налатан рассмеялся. Одновременно он незаметно осенил себя Тройным Знаком. — Я был монахом, помнишь? Я отвечу так, как меня учила Церковь. — Нет, нет! Ответь мне как Налатан. Скажи правду. — Я верю в силу зла так же, как в силу добра. — Налатан удивился, что ему приятно говорить об этом с Леклерком. — Я верю, что люди обладают огромной внутренней силой. Мне приходилось видеть, как мужчины, не дрогнув, смотрели в глаза тем, кто отрезал им руки и ноги. Я видел людей, которые так ненавидели, что сила их ненависти изводила до смерти других. Возьми, например, Сайлу, которая боролась больше любого мужчины, отыскивая Врата. Она — Жрица Роз, военная целительница, но она руководила воинами. А Конвей с теми огромными псами. Он приносит смерть, как зимняя буря. А моя Доннаси. Мы шли за Жрицей в бой. Она этого требовала, потому что Церковь нуждалась в тайне Врат. И мы ей повиновались. Нами управляла сила. — Сила разума. — Налатан резко повернулся, услышав юмористическую нотку в словах Леклерка, но тот, похоже, обращался к самому себе. Леклерк продолжил: — Ты размышляешь о причинах явлений. Это важно. Это, пожалуй, самое главное. Возможно, именно поэтому ты мне нравишься. Я чувствую, что ты родился не только для того, чтобы быть военной машиной, так же как и я… — Леклерк неожиданно остановился, а затем продолжил: — Признаюсь, я бы хотел стать таким воином, как Конвей или ты. |
