— Павел Лукич, ну а раз всё равно собираемся идти, может прекратишь туман напускать и наконец расскажешь, что такого странного в лагере для военнопленных случилось? И из-за чего после этого по округе аномалии начали как грибы вырастать?

Воспользовавшись моментом, я не просто попросил рассказать, а буквально потребовал ответа на давно мучившие меня вопросы. Выслушав меня Щукарь, нервно попыхтел самокруткой, а потом заговорил:

— Если уж и рассказывать, то начинать надо с самого начала — заявил он и тяжко вздохнул. — Всё началось ещё в те времена, когда сюда первые старатели пришли, задолго до моего рождения. Ещё при царе Александре втором, на речке Золотянке большой, золотой самородок охотники случайно обнаружили и из-за формы, прозвали его головой беса. Я сам его никогда не видел, но старики говорили, что он больше не на самородок был похож, а на отбитую башку золотого идола, которую сильно об камни побило да проточная вода обточила.

— Так может это и было некое литое из золота, древнее изделие? — предположил я.

— Об том не ведаю, но знаю одно, после того как эту самородную башку наши, в этих краях всякая чертовщина начала происходить. Поначалу просто охотников, да старателей, что золотой песок мыли, начали разорванными на части находить. Все долго кивали на зверье лесное, так что по одному и без оружия все пришлые и вовсе перестали ходить. Старатели рысей местных перебили, да и медведей с волками, почитай всех извели. Однако люди всё равно пропадать продолжили.

— А может это уже тогда, та тварь лютовала, которую мы недавно упокоили?

— Не лейтенант, там почерк совсем другой был. Да и кошек потусторонних в те времена в этих краях точно никто не видел. Тем более что я теперича точно знаю, это плохие люди старателей да охотников отлавливали и на куски лошадьми рвали.

— Как люди? Да зачем это им вообще понадобилось? — не понял я.

— Люд тут плохой собрался, одержимый одной очень тёмной идеей, а во главе их совсем паскудный человек встал. Хромым его все звали. Вот из-за своих идей и чинили они тут разбой, да устраивали ритуалы кровавые. Это выяснилось после того как сюда, известный царский промышленник Давыдов приехал. Именно ему концессию на добычу местного золота выдали и именно он придумал со станции Дальней первый железнодорожный путь сюда провести. В это время он и первую старательскую артель здесь организовал, для добычи золотишка, и поставил за нею присматривать своих приказчиков и наёмных казачков.

— Значит деревня Артельная уже тогда появилась?

— Не, деревенька наша ещё раньше сформировалась. А потом её достроили ссыльные, да бывшие каторжники, которых сюда через непролазную тайгу начали целыми партиями сгонять. Так что первая охраняемая зона с бараками, ещё тогда рядом с прииском появилась. Я по пути сюда, в семье ссыльных казаков и родился. И первые годы рос в родовом доме Морозовых, что на месте моего нынешнего стоял, до большого пожара.

— Значит ты Павел Лукич, тех плохих людей сам видел?

— Может и видел, но не помню. Мал ещё был. Но зато помню отлично большую перекладину и дюжину покойников, болтающихся в петлях. Считай лейтенант, что это первое моё яркое, детское воспоминание.

— Получается тех плохих людей переловили всех и казнили.

— Да, промышленник Давыдов сам их изловил со своими приказчиками и служивыми казаками, да казнил без суда и следствия, не привлекая царских властей. А старшего ихнего по прозвищу Хромой, он ещё долго в каземате своего поместья держал, резал его и огнем пытал. А потом, когда от человеческого тела, кровавый кусок мяса остался, он самолично Хромому голову и отрубил.

— Раз с этой напастью справились, почему тогда первая артель развалилась? — спросил я, вспомнив обрывочные рассказы тетушки Авдотьи.