— Нос — это ничего, — сказала Тиана, вытирая ладонь о подол. — Вот я в детстве как-то упала и на гвоздь головою налетела… ничего страшного, распорола кожу только, но зато кровищи было… жуть! Шили потом!

Богуслава исчезла.

Не нравятся разговоры о крови? Или напротив — чересчур нравятся?

Зря не поверил Ядзите. Как есть одержимая, и давно, если тварь, в душу пробравшаяся, уже и тело обжила…

— Вы встать можете?

— Встать могу. — Тиана поднялась.

— А идти?

— Идти не могу… каблук сломала! Панна Клементина! Эти каблуки — сущее издевательство! А ну как кто бы другой сверзся? Я-то ладно, про меня еще дядечка говорил, что я завсегда на ноги падаю, даже тем разом, когда с голубятни сиганула! Нет, это-то давненько было, и упала я аккурат на сено, уж больно удачненько привезли его… я вообще везучая…

Себастьян сказал это громко, чтобы все слышали.

— Мы очень рады, — сдержанно и отнюдь не радостно ответила Клементина, поддерживая Тиану под руку, — что ваше везение вам не изменило…

…о да, оно еще понадобится.

Себастьян вдруг четко осознал, что до полнолуния осталось не так и много времени, а значит, панночку Белопольску будут изводить с утроенной силой.

И не ошибся.

…к обеду прислали букет ядовитых роз, который Тиана от щедрот душевных попыталась всучить панне Клементине. А то ж самой ей цветочки только и делают, что шлют, и если от королевских избавиться никак не выйдет, то этими, чужими, сам Вотан поделиться велел…

…Клементина не обрадовалась, но и перечить не стала. Розы со смертельным ароматом остались в холле, ненадолго, не прошло и четверти часа, как этот букет сменился иным, почти таким же…

…а золотая цепочка с кулончиком и отсроченным проклятием отправились в унитаз… совершенно случайно, как иначе… и Тиана искренне и громко о ней горевала… ей так же громко, но отнюдь не искренне сочувствовали…

…скрип люстры, что медленно, но неумолимо сползала с цепи, Себастьян услышал загодя и еще возмутился, потому как под люстрою этой стоял не один, но в компании его высочества, для которого, естественно, запретов не существовало. Во всяком случае, Клементина, встретив высокого гостя, не посмела отказать ему в визите.

И вот теперь оный гость, облобызавший Себастьянову руку до самого локтя, стоял себе под люстрой, рассказывая очередную историю из королевского бытия… история, верно, казалась ему увлекательной и где-то забавной, отчего его высочество изволили смеяться…

…и не замечать люстры.

А она сползала все быстрее, не оставляя Себастьяну выбора… и когда зазвенели хрустальные подвески, он решился.

С громким визгом:

— Мышь! — он бросился на шею его высочества, который от этакой прыти несколько растерялся, но девицу визжащую подхватил, правда, не подрассчитал, верно, что оная девица его на голову выше и отнюдь не отличается худобой.

Матеуш честно попытался удержать панночку Белопольску, рвущуюся бежать подальше от страшного зверя… но не сумел.

Он вдруг оказался на полу, погребенный под ворохом юбок…

…а в следующий миг с грохотом, звоном и пылью рядом осела люстра.

— Мышь! — развела руками Тиана и, наклонившись к королевскому уху, призналась: — С младенчества мышов боюсь! Они такие… серые… мелкие и с хвостом…

— С хвостом… — Матеуш повторил это, глядя на люстру, металлический остов которой погнулся… и его высочество, воображением обладавший живым, живо представили, как металл этот, украшенный двумя сотнями хрустальных подвесов, падает ему аккурат на голову… и голову пробивает… а самого Матеуша стирает в кровь.