Звонко щёлкнула открывающаяся крышка, и мы с Милой хором ахнули. Аромат поплыл по комнате действительно неземной и сказочный. С подобным тоном на лице и духи никакие не требуются.

В небывалом азарте мы дружно «наштукатурились» и прилипли к зеркалу. Моя светло-розовая кожа приобрела сияние, а веснушки побледнели до бледно-бежевых. Насыщенно-зеленый Милин оттенок обогатился таинственным перламутровым блеском. Просто чудеса! Вот это я понимаю – магический эффект!

Наверное, мы бы так и любовались собственным отражением весь вечер, если б в дверь настойчиво не постучали.

– Да иду, иду, – проворчала я, выходя из комнаты.

На пороге стоял Мирослав. Во взгляде его читалась такая вселенская паника, что даже я очнулась от чар великолепного крема и заволновалась.

– Что-то случилось?

– Это я тебя хотел как раз спросить. Ты чем там занималась? Я уже полчаса стучу в дверь, уже собирался выламывать.

– Да ничем. Мы тут с Милой на ужин собирались.

Острый взгляд поверх меня. Мужчина заметил служанку, приседающую в реверансе, и заметно успокоился.

– Могу я проводить прекрасную мэдью в столовую?

– Буду просто счастлива, – в том же тоне отозвалась я.

До столовой мы дошли чинно и благородно, под руку, шаг в шаг. А вот у самых дверей я на секундочку притормозила, чтобы бросить последний взгляд в зеркальную панель – все ли в порядке, да так и замерла. Лицо в отражении было ровного тона, гладкое и безупречное, без единого пятнышка. Где мои веснушки???

Чтобы я вошла-таки в комнату, Мирославу пришлось обхватить меня за талию и не совсем вежливо подталкивать сзади. Благо в самой столовой зеркал не оказалось. Но я по-прежнему находилась в прострации. Поэтому, когда нас с гостями представляли друг другу, я глупо улыбалась и отвечала невпопад.

И тут по дому разнесся женский визг. Какой-то дикий и нереальный. Я не сразу сообразила, что к чему, и за орком бросилась лишь по инерции. За мной послышался топот мэдью Эли и не отстающих от нее гостей. Благо бежать далеко не пришлось – вопли доносились из моей комнаты, где еще несколько минут назад оставалась Мила.

Мила! Что с ней могло произойти? Распахнутую со всей дури дверь подпирал Мирослав, и пришлось приложить немало усилий, чтобы найти немного свободного пространства и взглянуть на происходящее внутри хоть одним глазком. А посмотреть было на что.

По комнате, скакала невменяемая Мила, выкрикивая непонятные слова и проглатывая куски фраз. Ее лицо было мокрым от слез и … белым!

– Ми-и-ила! – простонала я.

Только тут девушка заметила нашу компанию, удивленно выглядывающую из-за Мирослава, который даже не подумал ни на миллиметр отодвинуться.

– Посмотрите только на меня! Посмотрите, – только и смогли мы понять из ее бурного щебета.

Не выдержав более эмоционального напряжения, я сумела-таки слегка подвинуть Мирослава, заслоняющего почти весь проход, и протиснулась к своей камеристке.

– Мила, миленькая моя, прости-прости-прости. Я правда не знала, что так получится, – я бросилась обнять и пожалеть девушку, но она схватила меня сильными орочьими руками и закружила по всей комнате.

– Посмотрите только на меня! – распевала она, сияя белозубой улыбкой, – Чудо!

– Прости, – шептала я.

– Быть может, нам кто-нибудь что-нибудь объяснит? – растерянно поинтересовалась Элоиза, не смотря на свой немалый рост, с трудом выглядывая из-за плеча сына.

– Да, конечно, – хором сказали мы с Милой, остановившись перед собравшимися. Только я произносила фразу виноватым и тихим тоном, а камеристка громко и счастливо.