Несмотря на жаркий день, на нем было теплое пальто, отороченное белым лисьим мехом. В правой руке — левая все еще покоилась на стекле витрины — он держал шляпу. С показным равнодушием он стоял и разглядывал человека, поклявшегося покончить с ним, а тот застыл, не проронив ни слова, — настолько был ошеломлен.

— Я знал, что ты в музее, Кеан, — продолжил Феррара, не сводя с молодого человека холодящего кровь змеиного взгляда из-под полуопущенных век, — и призвал тебя сюда на встречу со мной.

Роберт по-прежнему молчал и не двигался.

— В прошлом ты со мной поступал очень и очень нехорошо, дорогой мой, но моя философия — восхитительная смесь того, что практиковалось в Сибарисе, с тем, что проповедовал непревзойденный Зенон; иными словами, я готов поселиться в бочке Диогена, но при этом по-прежнему восхищаться ароматом розы и вкусом персика. — Хрипловатый голос гипнотизировал, манил Роберта, подобно песне сирен. — Как в любом человеке, во мне слилось женское и мужское. Меня может переполнять ненависть, но, сам являясь ценителем девичьих алых губ и смеющихся глаз — прежде всего я имею в виду Майру — я могу понять и простить тебя, дорогой мой Кеан…

Роберт наконец пришел в себя.

— Ты, белолицый негодяй! — прорычал он сквозь стиснутые зубы и, сжав кулаки, обошел стенд. — Как ты смеешь стоять здесь и насмехаться надо мной…

Феррара вновь отступил за витрину, поставив препятствие между собой и Кеаном.

— Погоди, дорогой мой, — спокойно сказал он. — Что ты сделаешь? Веди себя прилично, голубчик; помни, стоит мне позвать смотрителя, и тебя с позором вышвырнут отсюда.

— Богом клянусь, я тебя задушу! — хрипло и яростно крикнул Роберт, бросаясь за Феррарой. Однако тот проворно ускользнул от более грузного Роберта и вновь юркнул за стенд.

— Ах, как ты по-кельтски горяч, Кеан, — насмешливо бросил он. — Сложно не догадаться, что спокойно с тобой дело не обсудишь. Так что, смотрителя позвать?

Кеан судорожно сжал кулаки. Даже затуманенным яростью разумом он понимал, что здесь он бессилен. Нельзя напасть на Феррару прямо в музее и удержать против его воли. Феррара просто обратится к властям, и Роберт потерпит полное поражение. Стоя у витрины с поддельным кольцом, Кеан метал пылающие взгляды на заклятого врага, который столько раз тайно преступал закон, но которого этот закон теперь защищал. Феррара вновь заговорил тем же хрипловатым мелодичным голосом:

— Жаль, что ты не хочешь внять голосу рассудка, Кеан. Я бы о многом поведал тебе, а я знаю массу интересного. Я же в некотором смысле весьма одарен, так ведь, Кеан? Иногда могу довольно четко вспомнить подробности своих предыдущих воплощений. Видишь ту жрицу, что лежит в соседнем зале прямо у двери? Помню, встречал ее, когда она была совсем юной; какая же это была красавица, Кеан. Вспоминается мне одна ночка на берегу Нила… но я вижу, тебе не терпится уйти! Если не могу быть ничем полезен, давай попрощаемся…

Он повернулся и направился к двери. Роберт бросился за ним, но неожиданно Феррара побежал через Египетский зал и мгновенно скрылся на лестнице — преследователь даже не успел сообразить, в чем дело.

Когда Феррара исчез за углом, Кеан заметил, что тот что-то обронил. Он подошел, наклонился и поднял предмет — плетеный шелковый шнур около метра длиной. Он не стал его рассматривать, а просто сунул в карман и помчался вниз по ступеням вслед за убегающей фигурой. У подножия лестницы Роберта задержал полицейский, схватив его за руку. Кеан удивленно остановился.

— Должен попросить вас назвать свое имя и адрес, — резко сказал констебль.

— Ради всего святого, для чего?

— Поступила жалоба от джентльмена…

— Бог ты мой! — воскликнул Роберт и протянул визитку.