Но промахнулся. Враг отскочил, прижался задом к дереву. Р-ра! Р-ра! Рыжий припал к земле, метнулся низом, как змея, вцепился свинопасу в горло, люто сжал челюсти… И заревел от боли! Отскочил! Присел и снова пры…

— Стоять! — раздался властный крик.

И Рыжий замер, оглянулся. Вожак — злой, заспанный, взъерошенный бесцеремонно оттолкнул его и встал напротив узколобого. Ну а сородичи бесшумно, словно тени, тем временем скользили справа, слева, сзади от него — и вот уже, сойдясь полукругом, они замерли в каких-то двух-трех прыжках от южака. Уф-ф, хорошо-то как, подумал Рыжий, он, значит, все-таки успел их разбудить, поднять, они пришли! Теперь враг не уйдет — вон сколько нас! Да и куда ему отсюда бежать? Лес, глухомань кругом. И, значит, уже можно не спешить; можно присесть, перевести дыхание и изготовиться. А после будет знак — и сразу, первым кинуться. Вон и другие тоже замерли, тоже ждут знака.

Но узколобый этого не понял. Он только увидел, что его не трогают, и сразу осмелел, оскалился и даже задрал голову. О, что это? На горле у него была повязана какая-то блестящая и очень крепкая с виду веревка! А, так вот оно в чем дело! Это, видно, она и спасла ему жизнь, а ты об нее чуть все зубы себе не переломал. Ну-ну! Значит, в другой раз надо будет хватать его или выше нее или ниже, чтобы она не мешала, и ты его тогда…

Южак вдруг выпалил:

— Приветствую вас, братья!

Р-ра! Вот наглец! Вот Вожак ему сейчас покажет братьев!

Но тот, однако, не спешил, а усмехнулся, посмотрел на Рыжего, откашлялся… и снова повернулся к узколобому. И узколобый продолжал:

— Да-да, вы не ослышались. Мы, южаки и рыки, братья! Просто одни из нас живут в Лесу, в норах живут, как кроты, а другие…

И замолчал. В толпе прошло движение. Только один Вожак и ухом не повел, зато прищурился и затаил дыхание. Ого! Но узколобый не обратил на это никакого внимания и продолжал:

— А вот другие живут совсем иначе — сытно, вольготно, весело. А почему? Да потому что они, то есть мы, южаки, намного умнее вас, смелее и сильнее!

Вожак многозначительно оскалился, толпа дружно придвинулась на шаг. Южак весь подобрался и сказал:

— Конечно, я мог бы вам еще много чего рассказать. Очень, кстати, интересного. Но вам, дикарям, этого не понять. И потому, чтобы не терять с вами время, я ухожу. Я…

— Взять его! — крикнул Вожак. — Р-ра! В клочья! Р-ра!

И племя дружно бросилось на узколобого. Крик! Толкотня! Лязг! Визг! Казалось, что вот-вот все кончится…

Как вдруг южак резко — и, кстати, очень высоко — подпрыгнул, два раза кувыркнулся в воздухе, перескочил через толпу, в четыре маха миновал поселок — и скрылся в непролазной чаще!

— Р-ра! — дико заорал Вожак. — Заика! Шип! Косматый! Догнать его! Р-ра! Р-ра!..

Трое лучших догонщиков племени помчались вслед за беглецом, а остальные…

Кто продолжал стоять, а кто и лег, прищурился… И все они теперь смотрели только на него, на Рыжего. В зрачках у них не отражалось ничего ни злобы, ни сочувствия, ни даже просто любопытства. Но Рыжий-то прекрасно знал: смотрят в глаза тому — и только тому — кто обречен на смерть. Или изгнание. Что, впрочем, равносильно смерти. Смерть! Но за что?!

И словно бы в ответ:

— Три дня тому назад сгорел общинный дуб, — мрачно сказал Вожак. — А почему? Да потому, что гроза пришла с юга. И, значит, это южаки наслали на нас эту злополучную молнию. Но это что! Грозы приходят к нам часто, по много раз за лето. А вот зато самих южаков я в наших краях не видел уже целых пять лет. Но что мы видим… Э! Кого это все мы только что здесь видели? Рыжий, я тебя спрашиваю, кого? Ну, отвечай! Зачем он приходил? О чем ты с ним болтал?

— Я? — хрипло спросил Рыжий.