Один ловко держит, другой стаскивает одежду и заваливает на скамью.
Руки крепко привязывают, теперь я могу только дрыгать ногами.
Тем не менее, мне повезло, толпа мало что увидит. У нас приговорённых раздевали и подвешивали.
Палач задирает подол рубашки, истязание начинается.
Удары будто разъедают кожу. Зад болит и горит нестерпимо. Пытаюсь отвлечься подсчётами, но после второго же удара сбиваюсь и кричу. Палач — знаток своего дела, стегает неожиданно, хлёстко, резко и по разным местам.
Наконец всё закончилось.
Меня развязали и тут же потеряли всяческий интерес.
Подвывая от боли, едва держась на ногах, я кое-как натянула платье. К горящему заду прикасаться боялась: мнилось, будто с него содрали кожу.
Теперь предстояло доковылять до временного пристанища под перекрёстным обстрелом презрительных, торжествующих и просто любопытных взглядов.
Я шла, низко опустив голову, постаравшись максимально закутаться в накидку. По щекам текли слёзы.
Никогда ещё меня так не унижали, никогда ещё так я не любила нашу цивилизацию. Какая романтика Средневековья? Улюлюканье толпы и сальные взгляды мужчин, обсуждающих, какая у меня попка и ляжки, и как хорошо бы это самое со мной во всех позах? Благодарю покорно! Хочу домой, не желаю умереть в Галании, пусть даже от старости.
Захлопнув дверь, с облегчением перевела дух. Слава богу, хозяйка куда-то запропастилась, иначе тут тоже бы хлебнула позора.
Жаль, у Свена заживляющей мази нет, не помешало б смазать. Можно, конечно, купить у знахарки, благо деньги есть, не мои, правда, но для этого нужно снова выйти на улицу. Ни за какие коврижки!
Поохав, намочила тряпицу и приложила к многострадальному месту. И тут же взвыла. Значит, точно до крови. Поглядела на ветошь и убедилась — пара красно-бурых пятен есть.
Поднялась наверх с твёрдым намерением пролежать попой кверху весь день.
Разумеется, Свен не спал. На пороге же наткнулась на его пристальный взгляд.
— Больно?
Признаться, не ожидала подобного вопроса. Свен меня пожалел?!
Вздохнула и кивнула.
— Покажи!
— Издеваетесь?! — тут же обрушила на мага всю накопившуюся злость и обиду. — Тоже зрелища захотелось?
Свен засопел и неуклюже, едва не упав, сел. Его качало, голова упорно клонилась к подушке. Пошарив за спиной слабой, подрагивающей от напряжения, рукой, маг подложил опору под поясницу и с облегчением откинулся на неё. Всё это он делал со страдальческим выражением лица мужчины, который тщательно скрывает собственную слабость. То есть присутствовали и подёргивающиеся, плотно сжатые губы, напряжённые лицевые нервы, замедленность движений.
Злость сразу прошла. Не издевается Свен, действительно переживает, иначе бы лежал и скалился. Ему ведь намного хуже, нежели мне: и рёбра, и рука, и голова, и грудь, и ноги…
— Я не Первосвященник и не его величество, большего сделать не мог. И так врал под присягой, а это грех, Иранэ.
— Спасибо, — покаянно опустив голову, подошла и встала перед кроватью.
А ведь я так Свена и не поблагодарила, думала только о себе и Андреасе. Вот, даже свидания собралась добиваться, пирог вкусный испечь… Свинья ты неблагодарная, Ирка!
— Неженка ты! — вздохнул Свен. — Из-за порки слёзы в три ручья. Малые дети и то не плачут. Показывай давай. Вылечить не вылечу, а совет дам.
Что-то стало привычным задирать перед магом юбки. Волновало только, как бы ни показать больше необходимого.
— Не стесняйся, видел уж всё, — буркнул Свен, когда сжала ноги.
Когда, как?.. Ну да, когда бельё стащил и на фертильность проверил.
Маг с минуту смотрел, потом коснулся рукой, прокомментировав:
— Хороший палач! Пальцы в слюне смочи, протри по первости, а потом припарки из лопуха поделай. |